Шрифт:
Света была радостная, возбужденная, щебетала за столом и даже сжимала пальцы жениха у себя выше колена.
Владимир Павлович больше слушал, чем говорил, больше работал руками, чем языком: его пышные пальцы стремились коснуться разных частей тела, в том числе и того места покрытого растительностью, которое всегда скрыто под ворохом одежд, но которое притягивает как магнитом, может быть больше потому, что оно тщательно маскируется и обладает некой таинственностью.
Света уже сидела у него на коленях, ее губы горели от поцелуев, она не возражал против того, что Владимир Павлович расстегнул лифчик и обнажил два пышных бугорка и даже стал прикладываться губами к каждой по очереди. Но когда попытался стащить трусики, она резко схватила его за кисть руки и строго посмотрела ему в глаза.
– Это уж слишком! Нельзя, Владимир Павлович. Вы понимаете?
– нельзя.
– Если нельзя, то можно, - сказал прокурор.
– Да? вы так думаете? А если я сейчас запущу руку и ухвачусь за кое-что?
– Я не возражаю, - спокойно сказал прокурор.
– Все что мое- твое и надеюсь: все, что твое - мое.
– Хорошо, я посмотрю, что вы за мужчина и есть ли у вас сила воли, - сказала Света, расстегивая ширинку на брюках Владимира Павловича.
Помня наставление подруг Марины и Лины, запускала бархатную ручку вглубь штанов Владимира Павловича, без труда отыскивала затвердевший отросток и мяла, как доек коровьего вымени, испытывая при этом простой интерес, как ребенок, играющий с куклой. Ей было все интересно: и то, что он горяч, и то, что он тверд, казалось и живот проткнет в любом месте, но больше всего ей хотелось определить длину. Она страшно боялась, что когда это случиться, он ей все там порвет, а брачная ночь это не разовый контакт, - как же она израненная внутри, сможет выдержать эту страшную пытку?
Владимир Павлович пытался вызвать у нее нечто такое, когда женщина теряет ориентацию и становится если не зверюшкой, то мягкой как воск и податливой как веревка в результате охватившей ее страсти, но со Светой ничего подобного не происходило. Она вела себя, как ни в чем не бывало, и даже пыталась посмотреть на сучок, который мяла в руках, а потом закрыла молнию и сказал:
– Хватит баловаться. Хотя, никогда не видела живым. Так, в школе муляжи показывали, и то мы только хихикали: эта штука казалась такой уродливой, - лепетала Света, глядя в расширенные глаза своего жениха.
Владимир Павлович не выдерживал такой пытки, схватил Свету, поднял как маленького ребенка на руки и направился в спальню.
– Нет, нет, что вы?! Это все потом..., после загса.
– Но мы же любим друг друга, я не вижу препятствий к нашему полному счастью, - сказал прокурор и поставил ее ножки на пол.
– - Нет, нет, ни в коем случае! Только после загса. А до загса ни за что в жизни. Мне это внушила мама. И уезжая сюда в Москву к бабушке, я ей дала клятву, что если что, то только после загса. Я должна предстать перед мужем девственницей. Это правда не модно сейчас, но ничего не поделаешь: из песни слов не выбросишь: я дала слово и не кому-нибудь, а матери.
– - Но я люблю тебя и с удовольствием на тебе женюсь, если только ты согласна. Тебе нечего бояться. Или ты мне не доверяешь?
– - А вдруг я вам не понравлюсь в постели? Вы такой опытный; начнете сравнивать и придете к выводу, что я серая мышка и не гожусь даже коту под хвост. Тогда вы начнете цепляться за любой сучок, искать какую угодно лазейку, лишь бы скрыться, смазать пятки салом как говориться, а я останусь с носом, а возможно и с ребенком на руках. Вы думаете, я не хочу узнать вкус этой штуки, которая так просится ко мне в сказочную пещеру? Она так пульсирует, как бы дышит в моих ладошках, мне даже жалко его бедного, но он там натворит такого..., короче ... смастерит новую жизнь, и я начну увеличиваться в размерах. Так ведь? так. А теперь сами подумайте: есть ли смысл в этом? Это при советской власти модно было разводить безотцовщину. Прошли те времена. Вы должны быть сильным, как я: когда очень хочется, надо сказать себе: нет и все тут!
– - Хорошо, Света, я прошу твоей руки. Будь моей женой. Я делаю тебе официальное предложение не ради того, чтоб ты мне все разрешала, а потому что полюбил тебя, кажется с первого взгляда, как только увидел тебя в первый же день. Вы тогда с бабушкой стояли внизу, это было очень рано, и я как увидел тебя, сразу понял: это она. Я конечно старый волк, был уже женат однажды, но и после развода знакомых было много и сейчас есть, но это все не то. Ты..., тебе я изменять не буду, никогда, ни с кем, я так думаю. Надо ли обсуждать мое предложение с бабушкой?
– - Не надо с бабушкой, я ей сама скажу об этом. Вы мне тоже нравитесь. И сколько вам лет, это неважно. Человеку столько, насколько он выглядит.
Света прилипла к губам своего жениха, но больше к молнии его брюк не притрагивалась.
В загсе им назначили регистрацию брака на одиннадцатое апреля. До свадьбы оставалось два месяца. Света была такой же недоступной, как и раньше, но осторожно стала намекать бабушке, что неплохо было бы выполнить обещание, данное когда-то Владимиру Павловичу, что он может поселиться к ним незадолго до свадьбы.
– - Теперь реализацию этого обещания надо попридержать, -- твердо заявила бабушка.
– - Я уже тебе говорила об этом. Неча поселяться вам в одной фатире до свадьбы. Знаю я, чем это кончается. Али ты уже все с им имела? признавайся, неча темнить.
– - Что вы, бабушка, как вам не стыдно?
– - вся красная, возмущалась внучка.
– - Совсем не стыдно: сама такая была. Но было это, ужо и не помню када, -- смеялась бабушка.
Света, как бы в оправдание того, что обещала, но не сдержала своего обещания, как-то сказала о своей позиции Владимиру Павловичу: