Шрифт:
Она одобрительно покивала мне, уходя. Забрала опустевший поднос и тихонько прикрыла дверь. Я, демонстративно, щёлкнула щеколдой. И пошла переодеваться. Уже начинало смеркаться. Мы договорились, что Лами будет ждать меня за селом. Ровно в том месте, где мы втроём спорили у всех на виду. В стороне от дороги. Пусть даже ночью по ней никто не ходит, но мало ли. Видеть нас вдвоём не должны. Одного, ещё ладно. Впрочем, меня такие проблемы не волновали. Саот об этом давно позаботился. И я, неосознанно, погладила указательным пальцем чёрный бриллиант на руке. Странно, когда я так делала, мне всегда казалось, что я слышу лёгкий вздох. И это меня почему-то смущало.
Стемнело. Где-то далеко, в центре села виднелось зарево от костра. Впрочем, в наш сад свет не попадал. Только слышна была далёкая печальная песня.
В небе солнца ладанку
раскачали голуби.
Солнце от печали
лучший оберег.
Я свою загаданку
утопила в проруби.
Намечтаю новую,
когда стает снег.
Про глаза обманные
цвета мёда дикого.
Сладкие до горечи,
чтобы губы жгло..
Самые желанные...
Кто б мне сердце выковал?
Чтоб хотя бы до ночи
выдержать смогло.
Глаза снова защипало. Что я такая плаксивая стала? Может от обиды, что я так много ждала от того дня, когда мы с Лами наконец встретимся, а всё получилось так.. скомканно.. Но, может быть сейчас, когда мы встретимся один на один, я почувствую настоящую радость от встречи. Повернув кольцо, я побежала по дороге, ведущей к храму. Ещё тогда, когда мы договорились увидеться там, где светит только какая-нибудь из лун и всё окружаещее выглядит совсем иначе, чем днём, я показала Лами толстое дерево волосатого ореха у дороги. И сказала, что его не спутаешь ни с каким другим, даже в темноте. Оно стояло у левой стороны тропы, не далеко от околицы, и пройти мимо него было невозможно.
Я быстро нащупала его шершавую кору и повернула в поле. Луна воргенов - Умай, светила ярко, хотя уже уходила к горизонту и приходило время бледно-алой Меру, висящей почти над головой, но светящей слабо, как сквозь пелену воды в которой растворилась кровь, приманившая бога лилу к его возлюбленной. Есть у них такая легенда.
Кровавый Кхорн, бог убийства, гнева и войны, поспорил со своим братом Слаанешем, Властителем Наслаждений, Принцем порока, какая из страстей сильнее, страсть к власти над жизнью или к обладанию женщиной. Кхорн презирал младшего брата, считая его вздорным, эгоцентричным, попусту сжигающим божественную силу.
– Нет ничего прекраснее, чем кровь врага, стекающая по руке воина, вырвавшего меч из его живота,- громогласно вещал он, кривя жёсткие губы, глядя на брата, как на ничтожное извращение божественной сути.
– Ты ещё не знаешь, что кровь бегущая по ногам женщины, лишённой тобой невинности, ничуть не менее сладка,- причмокивал пухлыми губами Слаанеш.
И однажды, раздражённый презрением старшего, он замутил Божественный Звёздный поток, к которому наклонился испить силы Кхорн, кровью обычной девушки, которую звали Меру. Он перенёс её туда из вод реки, где она пыталась скрыть от назойливых парней, следы того, что стала взрослой.
Кхорн - кровавый бог, не мог не ощутить вожделенного вкуса и отправился вверх по течению, где и увидел обнажённую красавицу в свете Звёздной силы. Но бог войны не умел быть нежным и страсть свою удовлетворил как воин. Орудие его мужской силы вошло, как клинок, разрывая и раня девушку. И он, быть может, согласился бы с братом, когда первая кровь смешалась с его семенем и упала в звёздный поток, унося перворождённого лилу, а следом его единственную пару.
Только девушка, едва избавившись от тяжёлого тела Кхора, превратилась в Луну, которую так никогда и не согласился отпустить из обьятий кровавый бог. Мимолётное наслаждение, как считал он раньше, так и осталось вечно неудовлетворённой страстью, из-за которой он всё яростнее топит миры в крови.
Лилу, пришедшие в мир Чесмена, были уже совсем другими, но, увидев алую луну, назвали её так же как и свою - Меру. Но, когда первый изначальный лилу получил свою силу, магию крови, он разрезал руку и плеснул крови в Анишу. Тёмной луне тогда оставалось совсем не много, чтоб добраться до Чесмена и Саот почувствовал кровь лилу в реке, текущей в Трясину. И принял её, как жертву. Он показался ему, поскольку была ночь. Время Саота. И приказал прийти в свой Храм.
Только лилу не поняли, что Храмы Саота уже существуют на планете. Так как не нашли здесь разумных. Они построили свои. И стали почитать Саота, как ипостась своего прежнего бога Кхара, считая, что и здесь он обнимает свою желанную Меру. Они не получили того, что получили мы с сидхе, пройдя через чёрный источник, находящийся в Истинном Храме.
Лами уже ждал. Он не присел, а нетерпеливо метался по полю. Повязка-артефакт была сброшена на спину, как будто он пытался услышать мои эмоции, почувствовать моё приближение. И вправду, даже не видя меня, он обернулся, глядя прямо сквозь меня в темноту. Я подошла тихо-тихо. На расстояние вытянутой руки. Он застонал. Видимо, для него этот целый день, когда он не видел меня, но ощущал рядом, может, даже чувствовал мои слёзы, не прошёл даром. Я видела, что его бьёт дрожь. Он уже не двигался, а стоял, настороженно ловя мои чувства.