Нет, Мишель ничего не имел против того, о чем не имел ни малейшего понятия. Он сел в кресло у стола, на котором накрыла Мари.

— Служанок у вас тоже нет, — заключил Его Величество.

Взял в руки «чашу», в которую Мари налила «чай». Понюхал ароматный напиток и сделал небольшой глоток. Оказалось вкусно, и он с удовольствием выпил все. Поставил чашу на стол и спросил:

— Очень красивое ожерелье. Откуда оно у вас?

Рука ее невольно дернулась к шее. Коснулась головы змеи и погладила изумрудный глазок.

— Наследство, — ответила Мари сдержанно. На самом деле ожерелье принадлежало ей от рождения. Она почти не солгала — это действительно было наследство от той неизвестной жизни, которую она могла бы прожить, если бы жила в родной семье.

А Мишель мысленно подводил итоги.

Принцесса Мари считает это ожерелье своим наследством. Выходит, она не знает, почему им владеет. Впрочем, и сам король Трезмонский не понимал до конца, каким образом оно оказалось именно у этой девушки и именно в этом мире. Предположить, что было на уме Маглора Форжерона двадцать лет назад, он не мог.

Главный вопрос заключался в том, как добыть это ожерелье, чтобы вернуть его семье де Наве. Об условии, которое сообщил Петрунель, Мишель помнил хорошо. И теперь, жуя печенье, раздумывал над тем, как он может добиться своей цели. И за такой короткий срок.

Он поднял глаза на Мари и спросил:

— Будет большой дерзостью с моей стороны, если я попрошу вас показать ваше королевство? Мне всегда были интересны новые земли. А сюда, к моему большому сожалению, я уже больше никогда не попаду снова.

Мари вздохнула. «Король», жующий печенье, выглядел забавно. Пожалуй, первоочередной задачей было все же решить, что с ним теперь делать. То, что эту ночь он проведет в ее доме, стало очевидно еще в дороге, и с ней Принцесса Легран смирилась. Но что дальше?

— У меня нет времени устраивать вам прогулку, — отрезала она, но тут же смягчила тон, — я уезжаю отсюда через два дня. И тоже, скорее всего, никогда не попаду сюда снова. Нужно собираться, — помолчала, чтобы сделать глоток чаю, и неловко улыбнулась. — Простите, я была не в том состоянии, чтобы что-то запомнить. Как, вы сказали, вас зовут?

— Меня зовут… — король задумался. Слишком очевидно, что все его титулы ничего не значат в этом мире. — Меня зовут Мишель. Вы покидаете свой дом? Навсегда? Куда же вы направляетесь? Простите, я задаю слишком много вопросов. Могу ли я помочь вам? Собираться.

— Можете, если вам так хочется, — торжественно объявила Мари и замерла с улыбкой на губах — слишком очевидно… Она привела его в этот дом потому, что невыносимо было оставаться в нем в одиночестве. Ей было все равно чье — лишь бы чье-нибудь дыхание рядом. Когда она поняла, что боится ночей здесь, переехала в Париж. Хотела отпустить это прошлое, в котором было много счастья, и не могла.

Поставила чашку на стол. Поднялась с кресла и быстро проговорила:

— Простите, я пойду переоденусь. А потом будем укладывать вещи.

Мишель проводил ее восхищенным взглядом. Эта девушка потрясла его воображение еще тогда, во сне. Теперь он видел ее рядом с собой, слышал голос и понимал, что ее терзает какая-то печаль. Если бы в этом он мог ей помочь. Откуда-то издалека пришла мысль, что дома у него осталась невеста, свадьба с которой должна состояться через два дня. Но он лишь отмахнулся от воспоминаний. В конце концов, Мишель никогда не обольщался ложными надеждами по поводу чувств герцогини де Жуайез. Она так же преследовала свои выгоды в этом браке, как и он сам.

Мари вернулась спустя десять минут — в джинсах, футболке и без ожерелья на шее. Волосы стянула в хвост на затылке. В руках несла вешалки с мужской одеждой — отцовские брюки и рубашка.

— Вот, вам тоже не мешало бы переодеться, — с улыбкой заявила она. Никаких следов ее мрачного настроения на лице как не бывало. Решительно настроившись не думать ни об Алексе, ни о продаже кусочка души вместе с этим домом, она понимала, что о «короле» все равно придется думать. Впрочем, он и без того настойчиво маячил в мыслях.

Поблагодарив ее, Мишель переоделся в соседней комнате. Любопытство заставило взглянуть на себя в зеркало. Одежда из этого мира выглядела необычно, но, кажется, вполне соответствовала королевской чести.

Вернувшись к хозяйке замка, мало похожего на замок, он весело спросил:

— С чего начнем, Ваше Высочество?

Она же, собственно, уже начала. С уборки стола. Увидев Мишеля, приведенного в более-менее приличный вид, улыбнулась. Пожалуй, его «аристократизм» даже в клетчатую отцовскую рубашку не спрячешь.