Мы поднялись на крыльцо, и Гуэски протянул руку к тяжелой бронзовой ручке. Мысли о бегстве и возрождении агента Икс оставили меня, и я даже придумал подходящую поговорку: тот, кто создает иллюзию, сам от нее первым и страдает. Впрочем, это не принесло мне особого облегчения.

Молодой человек с короткой стрижкой открыл нам дверь и сообщил, что нас уже ждут. Мы проследовали через небольшую прихожую в просторную гостиную с панорамным окном, обращенным в сторону Альп.

У противоположной стены, перед камином, сцепив руки за спиной, стоял мужчина. Его тень плясала на потолке. Мужчина обернулся к нам и с улыбкой произнес:

— Джентльмены, я чрезвычайно рад, что вам удалось долететь. Я уже начал волноваться.

Перед нами стоял Форстер, на лице его было написано безмятежное спокойствие. Дверь за нами захлопнулась.

Последовала немая сцена: встреча трех медведей с волком-оборотнем. Да, было от чего прийти в восторг, особенно если вам нравится горький вкус поражения! Но самое скверное — вспоминать, сколько сил я потратил, чтобы доставить всех нас прямо к Форстеру в пасть! Мне ведь даже в голову не приходило выбрать какое-либо другое направление. Я и не задумался над тем, что наша явка, возможно, провалена. Но мы снова попали в лапы противника, и снова я чувствовал, насколько все это ужасно и несправедливо…

Так вот как играют в эту игру, думал я, чуть не плача от жалости к самому себе. Бежишь, ускользаешь, придумываешь на ходу всякие увертки, добираешься в конце концов до желанного убежища, и тут обнаруживается, что правила игры изменились и убежище давно занято противником, а ты, по сути дела, глупейшим образом проиграл.

Ну да, конечно! Как же я мог позабыть об этом! Ведь в этой игре правил не существует!

Вернувшись к мрачной действительности, я обнаружил в гостиной еще двоих — они спокойно держали нас под прицелом своих револьверов. Третий тип обыскал нас, и, когда с этими формальностями было покончено, Форстер пригласил нас сесть. Мы вошли, точно зомби, уселись в кресла, взяли предложенные стаканы с выпивкой и закурили. Люди Форстера бесшумно исчезли в коридорах, а сам он вышел на середину комнаты и остановился прямо в розоватом пятне солнечного света, как в луче прожектора. Мы не сводили с него глаз; нам предстояло выслушать его речь, а потом, видимо, нас собирались просто пристрелить. Боевой дух в нас полностью увял, мы чувствовали себя глубоко несчастными.

— Во-первых, — начал Форстер, — позвольте мне ответить на вопрос, который вас, несомненно, мучает: как случилось, что я оказался здесь, а не барахтаюсь в болотах Венето?

Мы дружно промолчали, и Форстер продолжал:

— Я вам отвечу: ваши приготовления, Гуэски, ни для кого не были тайной, что бы вы на сей счет ни думали. А сбор сведений относительно лодок, самолетов и возможности снять охотничий домик в Сан-Стефано мгоновенно стал известен мне. Большую часть своих людей я оставил в Венеции, приказав им захватить вас живыми или убить, а в случае неудачи — продолжать вас преследовать. Самому мне не было необходимости руководить столь заурядной операцией, и я отбыл в Сан-Стефано, решив дождаться вас здесь и всецело полагаясь на то, что победит здравый смысл. Естественно, сначала мне пришлось спровадить отсюда ваших коллег. Это оказалось нетрудно. Я послал им записку от имени Гуэски, назначив встречу в другом месте. Сейчас полковник Бейкер и его помощники сидят на вилле Сантини, милях в восемнадцати отсюда.

Форстер замолк, ожидая реакции с нашей стороны, но не дождался. Наше тупое молчание явно его раздражало.

— Я полагал, вас несколько развлечет беседа со мной, — сказал он разочарованно, — но, видимо, я ошибся. Вы слишком скучные люди, и я полагаю, не имеет смысла и дальше тянуть кота за хвост. — Он не спеша достал из кармана пиджака тяжелый браунинг.

Как раз в эту минуту я пришел к выводу, что умирать мне вовсе не хочется. Никоим образом. А хочется жить — по возможности, еще лет 30 или 40; или хотя бы еще 30–40 минут, если уж больше мне не положено. Я так сильно хотел жить, что сумел даже превозмочь ступор, в который погрузился, и вернулся к реальной действительности, которая явно попахивала полным поражением. Чтобы жить, я готов был валяться в ногах, умолять, лгать, воровать, стать коммунистом или демократом, обратиться в арианство или в православие, притвориться ацтеком или испанцем — все, что угодно, все, что от меня потребуется…

Я готов был даже снова стать агентом Икс, что, как оказалось, было труднее всего.

— Ну, и что теперь? — спросил я Форстера.

Он широко улыбнулся:

— Теперь я убью вас.

— Пуля в затылок?

— Возможно. Боитесь, мистер Най?

— Конечно. Но куда больше разочарован.

— Вас вполне можно понять. Оказавшись в таком положении…

— Вы меня неверно поняли, — перебил я его. — Я разочарован вашим поведением.

— О чем это вы? — спросил Форстер.

— О вашей трусости, — отвечал агент Икс.

Я шкурой почувствовал, как вздрогнули его помощнички. Форстер поднял пистолет и взвел курок.

— А вот за это вы получите пулю прямо в лицо.

— Какая, в сущности, разница? — равнодушно сказал я. — Все равно ничем не изменить тот единственный факт, что не дает вам покоя: даже мертвый, я для вас недостижим!

Форстер помолчал с минуту и сказал:

— Я понимаю, мистер Най, вы пытаетесь спровоцировать меня на некие действия, способные дать вам возможность бороться. Получается у вас, правда, довольно неуклюже. К тому же все это бесполезно. Время нашего личного соперничества давно миновало. И мне пора как следует взяться за выполнение своих прямых обязанностей.

Я сумел-таки довольно нагло усмехнуться.

— Я так и знал, что вы постараетесь прикрыться своими «прямыми обязанностями», Форстер. Ваше счастье, что в руках у вас пистолет, не то я бы вас в бараний рог скрутил!

Моя наглость явно произвела на него впечатление; не потому, что он в мои угрозы поверил — нет, именно потому, что он в них не поверил. Он был уверен, что я полностью в его власти; его бесило одно: обстоятельства не позволяли ему доказать эту свою власть.

— Ваша тактика весьма неглупа. Это делает вам честь, мистер Най, — заметил он. — Впрочем, что вам еще остается при сложившихся обстоятельствах?