Так, А. Ф. Иоффе был крупнейшим специалистом по механическим и электрическим свойствам кристаллов. Однако в Физико–техническом институте эта тематика разрабатывалась только в личной лаборатории А. Ф. Иоффе и в лаборатории И. В. Обреимова, в других же лабораториях начали развиваться такие направления теоретической и прикладной физики, как теория металлов, рентгеновские лучи, ядерная физика, электронные явления и химическая физика, агрономическая физика, физические основы электроники, радиотехники и вакуумной техники, физика тепла и теплотехника, акустика…

Впоследствии, когда эти направления окрепли, они стали начиная с 1930 года выделяться в самостоятельные институты. Так возникли институты химической физики, теплотехнический, агрофизический и ряд других. Подобный процесс шел в других местах. Создавался сплошной фронт теоретической и прикладной науки в стране.

Параллельно шел и другой процесс. Первоначально вся наука концентрировалась главным образом в Москве и Ленинграде. Однако с 1930 года начали появляться научные институты и на периферии. Часто они возникали путем отпочкования от мощных столичных институтов. Так, в конце 20-х и начале 30-х годов из состава Ленинградского физико–технического института переезжали в другие города целые коллективы наиболее талантливой молодежи для создания там дочерних физико–технических институтов — Харьковского, Свердловского, Томского.

Каждый такой институт опирался на физикомеханические факультеты местных вузов. Первый физико–механический факультет был создан по инициативе академика А. Ф. Иоффе в Ленинградском политехническом институте еще в 1919 году и служил постоянным источником кадров для лабораторий Физико–технического института. Этот факультет соединял высокий теоретический уровень подготовки по физике, механике, математике с изучением основ инженерных наук. Его выпускники, уходя в промышленность, несли туда новейшие физические знания. Широкая научная образованность позволяла им с успехом создавать новую технику.

Таким образом, в течение 20-х годов на основе малочисленных школ очень небольшой группы ученых дореволюционной России в Советском Союзе создалась широко разветвленная наука. Выросла целая армия молодых инициативных ученых, глубоко преданных делу социализма, разрабатывающих самые разнообразные области теоретических и прикладных знаний. В те годы был заложен фундамент советской науки, которая в своем последующем развитии привела к выдающимся успехам, ныне признанным всем миром. На Западе многие плохо знают этот первоначальный период развития нашей науки и поэтому так удивляются нашим современным достижениям.

Чудесным и поистине романтическим был этот период становления нашей науки. Непередаваем был порыв молодежи к знаниям, непостижима та умственная и физическая выносливость, которая отличала эту молодежь и обеспечивала быстрый рост ее творчества. В науку шли молодые люди из тех слоев общества, которые в прошлое время не могли и мечтать об образовании, — молодые рабочие, крестьяне, подмастерья и пастухи… Тяжелые условия жизни, голод и холод первых послереволюционных лет были им нипочем и каким–то удивительным образом не мешали им учиться и работать. Когда они начинали трудиться в исследовательских институтах, они умели сочетать творческую научную работу со студенческой учебой. Мало того, в те времена в институтах еще не было вспомогательного штата, и они выполняли многие работы, связанные с чисто физическим трудом.

Вот несколько картинок из тех времен.

Зима 1921–1922 годов. Огромное главное здание Политехнического института. Трескучий мороз одинаково силен, как снаружи, так и внутри здания. Светятся лишь несколько окошек южного крыла, где размещаются лаборатории Физико–технического института. Двери комнат лабораторий обиты войлоком, чтобы мороз не мог проникнуть из коридора.

В одной из комнат работу ведут три сотрудника, составляющие штат моей лаборатории: Ю. Б. Харитон, В. Н. Кондратьев, А. Ф. Вальтер. Все трое были тогда студентами второго курса–юношами 18–20 лет.

Посередине комнаты они соорудили высокий помост, на нем стоит огромный эбонитовый бак большого аккумулятора. Из бака аккуратно расходятся резиновые трубки к рабочим столам. Воды в замерзшем здании нет. Это самодельный водопровод. Каждое утро три научных сотрудника набирают из уличной колонки воду — около 15 ведер нужно принести, чтобы заполнить бак. Рядом с помостом аккуратно выложена маленькая печка с трубой, выведенной в окно. Каждое утро трое молодых ученых заготавливают дрова и два раза в день топят печку.

Вечер. В печке весело потрескивают поленья. Только что закончено приготовление немудреного ужина. На нескольких лабораторных столах — сложные установки из стекла и металла, опутанные сетью стеклянных трубок и проводов. Немало труда положили три начинающих физика, чтобы соорудить все это своими руками, — работали на станках и стеклодувных горелках. Установки нужны для довольно сложных экспериментов, для решения совершенно новых вопросов науки.

Сейчас девять вечера, трудовой день лаборатории только что закончен. Я вхожу во время ужина. Сперва общий разговор, шутки, а потом начинается беседа о деле — о сегодняшних успехах и неуспехах… Это проклятое пятно молекулярного пучка–оно должно быть узким, как нитка, и совершенно четким. Вместо этого оно получается расплывчатым и широким. Видимо, плохо работает форвакуумный насос, он такой старый, его надо перебрать и откуда–то достать лучший сорт масла. Кажется, на электротехническом факультете остались еще прежние запасы. Этот первый масс–спектрометр для химических целей, который мы только что соорудили, не дает нужных результатов. Скорее всего, где–то вкралась ошибка в расчет. Где же?