– Рана не такая страшная, как кажется, Ваша Светлость, но её нужно срочно зашить.
– произносит мейстер, и Дени готова поклясться, что он выглядит куда более ужасно, чем она себя ощущает. Тем не менее, она стискивает зубы и согласно кивает:

– Действуй.

Глаза мейстра метнулись в сторону Джона Сноу:

– Мне нужно кипящее вино и маковое молоко.

– Нет, если рана не смертельна, просто зашейте её, - качает головой Дейенерис.
– Мы не можем впустую тратить наши запасы.

Джон сильнее сжимает её руку:

– Она не смертельна, но кровотечение слишком сильное. Заживление займет очень много времени, как минимум…

– Нет.
– твердо произносит Дени, пытаясь сесть.

Рана в её боку жжет сильнее чем любое пламя, с которым ей доводилось встречаться, от боли на глаза наворачиваются слезы, но, в конце концов, это всего-навсего порез, и ничего более.

– Дейнерис, - медленно произносит Джон.

Она отмечает про себя, что это первый раз, когда он назвал её по имени. Нет, только не сейчас.

– Я не ребёнок!
– резко обрывает она его.

Глаза Джона встречаются с её глазами:

– Я знаю.

Даже сквозь жуткую боль она чувствует на себе этот взгляд и одновременно с этим ощущает, как внизу живота что-то отдает в ответ.

Ты королева - напоминает она самой себе.
– А не какая-нибудь простушка.

Джон оборачивается к мейстеру:

– Ты слышал королеву, Сэм. Приступай, и покончим с этим поскорее.

Мейстер нервно сглатывает, однако его руки на удивление тверды, когда он вдевает нить в иголку. Дейнерис закрывает глаза, делает глубокий вдох через нос, морщится и крепко сжимает губы в ожидании первого укола.

– Не уверен, чего в вас больше - упрямства или храбрости.
– голос у Джона низкий, а рука тёплая.

– Может быть, во мне и того и другого сполна.
– отвечает она и, к её удивлению, он усмехается.

– Может быть.

В боку начинает нестерпимо печь, и она буквально чувствует, как у неё на лбу выступает испарина. Дени сжимает руку Джона ещё крепче, стараясь удержать свой голос от подрагиваний:

– Сир Барристан говорит, что я самая упрямая женщина из всех, что он когда-либо встречал. Он, видимо, использует это как комплимент, но я не уверена.

Джон выдает ещё один смешок, и Дейенерис кажется, что она чувствует его дыхание на своей коже:

– Вы не самая упрямая женщина, что встречал я, Ваша Светлость, но, должен признать, вы близки к этому.

– Ты о своей одичалой невесте?..

Ладонь Джона в её руке вздрагивает, и когда она открывает глаза, то видит, что он смотрит на неё с удивлением:

– О ком?

Мейстер на миг приостанавливает зашивание раны, но Джон бросает на него раздраженный взгляд: “Продолжай сейчас же”.

Дени вздрагивает, когда мейстер возвращается к работе, но спокойно выдерживает требовательный взгляд Джона:

– Мне рассказали, - произносит она в перерыве между волнами боли.
– Рассказали, что когда ты жил с Одичалыми, ты… - она запинается, зашипев сквозь зубы, но всё-таки заканчивает.
– Ты женился на одной из них.

Джон долго не отвечает, и Дейенерис начинает беспокоиться, что чересчур задела его.

– Она не была моей женой. Не в том смысле, в каком это понимают на Юге от Стены.

– Но ты любил её.
– эти слова вырвались у неё прежде, чем она успела прикусить язык, и руки мейстера вновь остановились.

Твердый взгляд Джона нисколько не дрогнул:

– Да, любил. Я не выбирал это и не желал этого. Но я любил её.

Теперь игла двигается прямо по её ребрам, и она боится, что если хоть чуть-чуть приоткроет рот, то непременно закричит. Поэтому она только кивает, и следит за тем, как он с удивлением читает в её глазах, что она понимает. Что она знает.

И тогда он улыбается ей. Шрам около его глаза морщится, а его зубы в тусклом свете жаровни кажутся поразительно белыми. Игла снова впивается в плоть, и Дени неожиданно рада пронзительной боли, потому что она не позволяет ей попасть в роковой плен этой улыбки.

Этих губ.

– Расскажи мне о ней.
– хрипло просит она, и он соглашается.

Постепенно его улыбка растет, вот уже смеются его глаза, и слушая его, Дени кажется, что она и впрямь видит эту худенькую девушку, с растрепанными волосами и вечно грязным личиком, но сильную, быструю и умную. Чем больше и больше Джон говорит, тем проще и проще ей становится забыть о боли, и вскоре Дейенрис понимает, что так же открыто улыбается ему в ответ.

И так же внезапно она осознает, что тепло, медленно расползающееся по её венам, и теснота в её груди могут означать не только лишь её вожделение.