Шрифт:
На том и кончилась конюшенная служба Малаха. Боярыня Анна Ильинична, узнав, как стоял один против полусотни казаков храбрый старик, оставила ему коня да в придачу прислала шубу мягонькую, енотовую, да пять ефимков.
Возобновить конюшню Анна Ильинична не пожелала.
6
Восточные патриархи Паисий и Макарий явились на Русскую землю, в город Астрахань, 21 июня 1666 года.
22 июня на Москву среди бела дня пала тьма.
Люди не сразу поняли, что в небесах-то делается. Облака текут себе, солнце то печёт, то ласкает тенью летучей, да в самый-то светлый обеденный час зелена трава стала темнеть, весёлые окна высоких теремов нахмурились.
Первым догадался о страсти Божьей Киприан-юродивый. Возопил с паперти храма Василия Блаженного на весь Пожар:
— Кайтесь, грешники! Кайтесь! Господь солнце хочет задуть, как свечу!
Кто в храм Божий бежит, кто к жене, к милым детушкам — семьёй предстать на Страшном Суде.
Царица Мария Ильинична не за себя испугалась — за мужа своего. Кинулась целовать образ Всех Святых с частицами мощей.
— Грешен раб Алексеюшка! Грешен ради царских своих дел. Помилуйте, святые чудотворцы, упросите Господа пощадить за дела его несусветные!
Челядники набились в царицину палату, жмутся к государыне, как цыплята к наседке.
Алексея же Михайловича затмение не смутило. Позвал к себе царевичей Алексея и Фёдора и с учителем их Симеоном Полоцким смотрел на убывающее солнце сквозь закопчённое стекло.
В город послал приставов с драгунами вразумлять плетьми не в меру перепуганных, ловить разбойников. Эти и в Страшный Суд успеют руки погреть на чужом добре.
Учёный муж Симеон Полоцкий поминал о великих и чудных явлениях природы. Но царь, слушая умности, про себя молился. Холодная пропасть поместилась в его груди: а что, если все церковные исправления повреждённых обрядов — поругание истины и веры отцов? Дедушка, святейший Филарет, двумя перстами крестился, на семи просфорах литургию служил... Никон стоял перед глазами — совести укор.
А Никон у себя в Воскресенском монастыре тоже смотрел, окружённый братией, как накатывает среди белого дня лютая ночь на Русскую землю.
— Вот тебе знаменьице, гордый царь, за все твои неправды! — не сдержал Никон злой радости. — Нет у тебя молитвенников молиться о грехах твоих! Есть у тебя одни лживые греки, и сам ты с ними — ложь.
Позвал братию в храм молиться о спасении Русской земли, сам же удалился в придел Голгофы, предстал пред Богом один на один.
Медленно пожирала тьма свет. На глазах белое оборачивалось чёрным. Солнце стало чёрным! И не солнце это уже было — зрак князя тьмы. Зиял сей зрак пропастью, заслонив собой свет, и умирала от ужаса бедная земля.
Пятидесятник Салов прибежал к Аввакуму в башню, в ноги упал:
— Батька, прости грехи!
— Бог простит.
— Пошли, батька, на волю. Дьявол в цари мира коронуется. Помолись о нас, батька!
Золотая корона трепетала вокруг чёрного солнца. Впрямь коронование...
— Креститесь, как отцы крестились, — приказал протопоп своим стражам, запел псалом: — «Господи, Боже наш! Как величественно имя Твоё по всей земле! Слава Твоя простирается превыше небес!»
Пел, бесстрашно крестя чёрное солнце, землю, монастырь.
И пошла тьма на убыль. Погасли звёзды, наливались белым светом облака.
Опамятовался Григорий Осипович:
— Отправляйся, батька, в башню! Не ровен час, игумен Викентий увидит.
— Бедные вы, бедные! — перекрестил Аввакум своих тюремщиков.
А как засовы на дверях задвинулись, молился о всех подневольных, о служивых...
Нет, не покинуло людей солнце. Такая жара наступила — огородники охали, таская воду вёдрами, возя бочками.
Примчались в Москву долгожданные посланцы Приказа тайных дел: восточные патриархи в устье Волги приплыли на корабле 16 июня, 21-го встречены архиепископом Иосифом, воеводой Яковом Одоевским и всеми православными людьми в граде Астрахани. За александрийским патриархом Паисием иподьякон Мелетий ездил в Египет, потом морем в Триполи, в Ливан. Антиохийского патриарха Макария в Дамаске тоже не нашёл. Макарий собирал милостыню в Грузии. Постарался Мелетий, догнал Макария в Имеретин, уговорил ехать в Москву. Отправились в Шемаху, потом в Кахетию, на Каспийском море ждали корабль тридцать два дня.
Донесли подьячие на воеводу: Яков Никитич приезду патриархов не рад. Свиты у них большие, а денег кормить-поить гостей нет, и кораблей нет — в Москву везти.
Архиепископ Иосиф за патриархами ухаживает, но просит для себя — на собор с патриархами ехать — три ладьи.
— Денег не жалеть! — приказал Алексей Михайлович и послал долгожданным светочам по двести рублей серебром да атласов, тафты, по три сорока соболей. Дневное пропитание Паисию и Макарию было определено в один рубль четырнадцать денег да по пять кружек мёду, по шесть кружек пива, по ведру кваса.