В данных, касающихся описания царства справедливости, которое перед концом времени устанавливает Махди, и перехода к Суду, говорится о том, что все человечество, которое будет существовать в этот момент, умрет по первому звуку трубы архангела, а по второму звуку – воскреснет вместе с предыдущими представителями нашего же цикла. Тотальная смерть всех означает полное затмение свидетельствуемой вселенной – во всяком случае той, которая создана для человека. Исламская традиция подчеркивает, что смерть коснется всех людей, включая Махди, и что ее не избежит и сам Мессия Иса ибн Марьям (МЕ), который, тем не менее, до сих пор сохраняется живым на «высоком месте», куда его вознес Аллах.

Итак, умрут все. Потом все воскреснут. Не предполагается, что какая-то «группа праведников», 144 000 или иное число, сохранят сознание в момент паузы между прежней реальностью и новой.

Таким образом, завершение цикла в монотеистическом проекте как остановка всех циклов раз и навсегда, предполагает некий эквивалент «Махапралайи» – растворения вплоть до самого Логоса. Иначе говоря, в момент смерти человечества (а по аналогии, вероятно, всех обитателей всех миров, поскольку в монотеистической перспективе наш мир является ключевым в силу единственности посланного к нам Адама) стираются самые основы онтологии. Реальность, к которой воскресают после второго трубного гласа, уже совершенно иная, и она определяется словом «Махшар», что приблизительно можно передать как «собрание множеств в одном месте». (Кстати, возможно именно в связи с этим понятием средневековые схоласты в христианской Европе спорили о том, сколько ангелов может уместиться на кончике иглы! Ведь в «Махшаре» воскресшие будут собраны в своих реальных телах, но, очевидно, без тех проблем, которые сегодня существуют в ветхом сжимающемся пространстве).

Фундаментальным критерием монотеистической эсхатологии является полный разрыв преемственности, отсечение ветхой реальности таким образом, что она становится как бы «никогда не бывшей». (Если только память о ней не сохраняется в виде вечного ада, но это уже настолько особая форма бытия, что о ней невозможно говорить без специального исследования.)

Совершенно иное мы обнаруживаем в традиционном учении о смене циклов, где как раз особое значение придается переходу некоего формативного ядра из цикла в цикл. В момент паузы между проявлениями, в момент диссолюции и затмения существует некая группа выделенных из предыдущего человечества, которые сохраняют сознание сквозь эту паузу, становясь тем центром, вокруг которых организуется вновь возникшая протяженность. Эти существа, выпестованные предыдущим циклом, как раз и являются гарантами того, что «новое» будет совершенным подобием старого. Не в смысле буквального повторения одного и того же, что невозможно из-за неисчерпаемости «числового ряда», а в смысле метафизического тождества. Мир, лежащий вокруг нас, есть нечто организованное и «сданное под ключ» нашего сознания. Человек, к которому через своих посланников обращается непостижимый и невоспринимаемый нами Субъект – это «критическая точка», благодаря которой окружающий хаос организуется в смысловую структуру. У этой «критической точки» – человека – есть два глобальных состояния: одно – до того, как к нему пришло послание от Субъекта, другое – после того, как он это послание получил.

Два эти состояния различаются так же, как два состояния моллюска, в одном из которых в его ткани еще не попала песчинка, вызывающая образование жемчужины, в другом же эта песчинка терзает его нежную субстанцию, заставляя выделять ту драгоценную секрецию, которая должна превратиться в перл. В первом состоянии человек есть просто калька с первого творения или того существа, которым открывается великая иерархия вселенной. Это существоархетип, которое в разных религиозных культурах носит имена Денница, Люцифер, Ормузд, Аполлон, единобожникам известно как Иблис, или Сатана. В теологической среде нет вполне окончательного мнения относительно того, принадлежал ли Иблис к сонму ангелов, или же – что скорее – был джинном. Тем не менее, все указывает на то, что это великое существо создавалось как архетипический прообраз всех остальных существ, населяющих миры, в том числе и нас самих. Язычники всегда и по сей день поклоняются ему, считая его богом, по образу и подобию которого они созданы, и называют его «Господом» («Ваал», евр., «Ишвара», санкр.)

Та группа существ, которая перейдет пропасть, разделяющую циклы в новый Золотой век, явно сформирована по образу и подобию своего господина, Князя мира сего, а стало быть, небо и земля, которые они увидят, будут сданы им «под ключ» их сознания.

Они станут хранителями космического закона и именно, чтобы отменить этот космический закон, в их Золотой век явится новый Адам с тем, чтобы начать новую попытку вырвать частицу света из объятий тьмы кромешной. Мохъиэддин ибн аль-Араби приводит на этот счет хадис, впрочем, оспариваемый, в своей книге «Мекканские откровения»: «Вы думаете, был один Адам? Было сто тысяч Адамов!»

Аллах меняет Свое творение собственной волей, и когда хочет, чтобы какая-то вещь была, говорит ей «будь!», и она бывает.

Сатана же для того, чтобы повлиять на творение, влияет на природу человеческого сознания. Он делает это, устраняя одни элементы в человечестве, добавляя другие путем вмешательства, путем войн и геноцидов. Однако самое удивительное – что подмечено еще гетевским Мефистофелем – любые ухищрения сатаны оказываются инструментальными в провиденциальном замысле Всевышнего.

В XX веке человечество наглядно доказало, что оно является по преимуществу мифологически ориентированным коллективным субъектом. Парадоксальным образом восточные народы, обитатели архаичных задворок больших колониальных империй, которых западные традиционалисты умиленно превозносили как хранителей сакральной мудрости, вдруг оказались гораздо рациональнее и позитивнее, чем их «белые» наставники по части модернизма. Менталитет национальных буржуазий от Египта до Индии, от Бирмы до Вьетнама удивительно совпадал со столбовыми линиями доктрин Просвещения, рационалистов, веривших в торжество разума и счастье всех человеческих существ, «подписавших» между собой общественный договор.

А вот западный человек, демонстрировавший с конца XVIII века укорененность в воинствующем «банале», развивающий позитивистские и механистические объяснения вселенной, уверенный, что буржуазный комфорт является основным целеполаганием истории, вдруг этот самый западный филистер и обыватель срывает лохмотья осточертевшего разума и поднимает знамя кровавого романтизма, идущего за горизонты всякого рассудочного объяснения.

Мы имеем в виду, разумеется, истребительную Великую войну, столкнувшую в августе 14-го народы Европы в чудовищном жертвоприношении Року. Из огненных смерчей и стальных метелей, в которые трансформировалась цивилизация железных дорог и телеграфов, вышли такие поэты брутального экзистенциализма как Эрнст Юнгер и Селин справа, Камю и Сартр – слева.