– Не понимаю, о чем вы. Человек может сидеть и стоять где захочет, если это не запрещено законом.

– Девки, слыхали? «Не запрещено законом». В сквере я закон, ясно?

Женя нахмурилась и угрюмо проговорила:

– А по-моему, это глупость.

– Вот как ты поешь! – ощерилась рыжая. – Ну ты наглая! Значит, не будешь платить?

– Не буду. – Женя злилась все больше и больше. – Где хочу, там и стою. Вот выпустят меня – я снова в сквер пойду и снова там встану. И буду стоять там целые сутки подряд, пока от усталости не свалюсь!

– Ну все, мочалка, ты договорилась.

Рыжая засучила рукава кофточки и грозно двинулась на Женю.

Та напряглась, судорожно размышляя – позвать на помощь сержанта или ответить ударом на удар? И вдруг помощь пришла сама – причем с самой неожиданной стороны.

Красавица брюнетка вскинула голову и громко произнесла:

– Оставь ее в покое!

Рыжая остановилась и медленно повернулась к брюнетке.

– А ты куда, к черту, лезешь? – процедила она сквозь зубы. – Кстати, твоя вывеска мне тоже знакома. Закончу с очкастой, возьмусь за тебя. – Девица вновь повернулась к Жене. – А ну, выворачивай карманы!

– Не буду я ничего выворачивать, – сказала та. – И отчитываться перед вами не буду. Я свободный человек.

– Ну, все. Конец тебе.

Рыжая, злобно сверкая глазами, шагнула к Жене. И тут случилось нечто совсем уж неожиданное. Красавица брюнетка протянула руку и схватила рыжую за нос костяшками длинных холеных пальцев.

Рыжая взвыла от боли.

– Пусти! – заорала она. – Пусти, говорю!

Подруги путаны двинулись было на красавицу, но та спокойно и холодно произнесла:

– Стоять!

И, как ни странно, все остановились.

– Пусти! – продолжала стонать рыжая, уже даже не пытаясь вырваться. – Пожалуйста…

– Ты будешь вести себя смирно? – спокойно спросила брюнетка.

– Да!

– И не станешь больше приставать к этой девочке?

– Нет! Не буду!

– Хорошо, – сказала красавица и выпустила распухший нос путаны из пальцев.

Рыжая достала из кармана зеркальце и посмотрела на свое лицо.

– Ну, вот, – плаксиво проговорила она. – Как я теперь с такой «сливой» работать буду?

– Через два дня опухоль спадет, – равнодушно сказала брюнетка. – А пока приложи монету.

И она отвернулась от рыжей девицы, по всей вероятности потеряв к ней интерес, внимательно посмотрела на Женю и тихо спросила:

– Как тебя зовут?

– Женя. Женя Ремизова. А вас?

– Елена.

«Елена Прекрасная!» – добавила про себя Женя, с восторгом глядя на безупречное лицо своей спасительницы.

«Ой, – подумала вдруг она и покраснела. – Я ведь совсем забыла ее поблагодарить! Какая я бестактная!» И Женя тут же взволнованно выдохнула:

– Спасибо вам!

Елена усмехнулась и пожала плечами. Затем достала из кармана кофточки маленький флакончик с пульверизатором на конце, поднесла его к губам и пшикнула пару раз себе в рот. Затем убрала флакончик обратно, покосилась на Женю и спокойно пояснила:

– У меня астма.

– Ясно, – тихо сказала Женя. – А за что вас сюда?

– По ошибке, – сказала Елена.

– Меня тоже.

Женя хотела продолжить расспросы, но Елена Прекрасная прислонилась затылком к стене и устало закрыла глаза.

К решетке «обезьянника» подошел упитанный майор. Оглядев девиц, он остановил взгляд на Елене.

– Это кто? – коротко спросил он у сержанта.

– Которая? – не понял тот.

– Вон та, на скамейке. Рядом с очкастой.

– Не знаю, товарищ майор. Я ее раньше не видел. Плетет, что у нее украли машину и она сама шла в милицию. Чего только не придумают, шалавы.

Женя вспыхнула, словно оскорбили не Елену, а ее, и покосилась на свою новую знакомую. Та продолжала сидеть в прежней позе – ни глаз не открыла, ни бровью не повела.

Майор хмыкнул.

– Гордая? – спросил он. – Ну-ну. – Он повернулся к сержанту. – Мне кажется, что эта гордячка у них «мамка». Видишь, какая крутая? Давай-ка составим на нее протокол. Пойдет как содержательница притона. Намотаем ей на полную катушку.

Елена открыла глаза и медленно повернула голову к милиционеру.

– Слишком резво взяли с места, майор, – негромко и спокойно сказала она. – Споткнуться не боитесь?

По упитанному лицу майора пробежала тень озабоченности. Тон брюнетки ему явно не понравился. Однако он тут же нахмурился и сухо произнес: