Шрифт:
Паша…
Он зол на меня за рождение мертвого сына, за то, что я закрылась в себе. Да ему пришлось убить всех своих друзей!
Все из-за меня. Разве можно любить такую?
Сев на диван, я уставилась на стрелки часов. Почти два часа ночи, а его все еще нет. И в три Паша не пришел. Не пришел он и утром.
К вечеру я осознала, что безумно хочу есть. Выключив режим «Хатико», решила исследовать кухню. Небольшая, можно даже сказать, очень маленькая. Очень маленькая (я таких раньше никогда не видела) с двумя комфортками плита, рядом раковина и разделочный стол. Протяни руку в бок и сможешь открыть сиреневый холодильник. У противоположной стены обеденный небольшой столик с двумя стульями. Тесно, но уютно.
Я представила, как бы мы могли вечерами коротать время, но сердце тут же сжалось. У меня никогда не будет семьи. Мой ребенок умер еще в утробе, мужа нет. Кому я нужна такая? Изуродованная, потрепанная жизнью, сумасшедшая…
Я зажмурилась. Хватит.
Я живу дальше и ничего не могу с этим сделать.
Открыв холодильник, я поняла, что готова съесть все, что в нем находится. Но мне не хотелось всего. От мысли о курином супе, слюной наполнило рот. Так, за готовкой меня обнаружил Паша.
По его внешнему виду я поняла, как он устал. Все эти дни я закрылась в себе и даже не подумала, какого может быть ему.
Щетина, синяки под глазами… глаза совсем печальные. Он снял куртку и кинув её на пол, сел на стул. Так тяжело, что мне показалось…
– Мать твою! – выкрикнула я, схватив полотенце.
Упав на колени перед Пашей, я прижала полотенце к кровоточащему боку. От запаха крови мне впервые не стало плохо. Кажется, он, словно нашатырь, пробудил меня к жизни.
– Там осталось лезвие… - процедил Паша. – Поищи, чем можно достать…
Поднявшись, я осмотрелась. Наверняка на кухне имеются хоть какие-то, но ничего не нашлось. От моего бегания по дому ничего не решилось. Щипцов нет. Вернувшись к Паше, я разрезала водолазку и, облив водой ранение, поняла, что придется обойтись без врачей.
– Я попробую сама, но будет больно, - посмотрела я ему в глаза.
– Малышка, больнее, чем есть вряд ли будет.
Я зажмурилась. Будет.
Однажды мне в ногу попал осколок. Длинный и очень острый. Я сама его достала, но было… безумно больно. Меня спасло мое желание жить. Убегая от сумасшедшего жениха, полностью в порезах, я осколок посчитала обычной занозой.
Помыв руки, я посмотрела на Пашу. На его лбу появилась испарина. Он наблюдал за каждым моим действием, и мне казалось, его глаза горят далеко не от боли, а от какого-то… удовольствия.
– Ты готов? – села я на колени, заранее приготовив тряпку для рук, воду и бинты с марлей.
– Чтобы ты осознала степень моей готовности, - поморщился он, усаживаясь поудобней, - я хочу тебе сразу рассказать, что произошло.
– Ты ведь знаешь, что мне не обязательно говорить… - начала было я, но он положил пальцы мне на губы.
Проведя своей ладонью мне по щеке, Паша усмехнулся.
– Посмотри на набор наших кухонных ножей, - кивнул он, и я выполнила его просьбу. – Там не хватает одного. Он был самый маленький. Большим я побоялся повредить органы. Я заказал памятник сыну и вернулся сюда. Увидел, что ты сидишь на диване, даже не заметила меня. Решил, что пора привести тебя в порядок и засадил себе нож в бочину. Я подумал, что ты не испугаешься, а наоборот встряхнешься и наконец, сможешь выкарабкаться из своей депрессии.
Я даже рот открыла. Этот идиот сам себя ранил! Да он просто псих!
– Ты…
– Я ебанутый, да, - завершил он мою мысль. – Но принцесса, - Паша опустился на колени напротив меня. – Будь сильной, девочка моя. Мы потеряли много но найдем больше, если будем сильными. Я не хочу без тебя свою жизнь представлять. В ней больше нет никого.
Я хотела подняться, но он не позволил, больно схватив меня за руки.
– Прекрати бежать от этого. Ты больше не одна, принцесса. С того самого дня, когда свалилась от приступа паники в лифте. Я тогда решил, что ты моя, и ты будешь моей. Если сейчас ты не вытащишь это лезвие и не зашьешь меня, я пойду набухаюсь и сдохну в канаве, ведь я потерял не только сына. Я убил мать, отца, брата, друзей. Блядь, я убил почти все свое окружение и сейчас нахожусь в такой прострации, что готов вздернуться. Меня ты держишь, а ты…
– Я не думала, - выдавила я, свозь слезы.
– Господи, заплачь…
И я сдалась.
Слезы словно ждали этой просьбы, а тело этого крепкого плеча.
Я никогда в жизни не ощущала себя такой защищенной.
Паша гладил меня, успокаивал, не смотря на то, что моя одежда пропиталась его кровью. Заметив это, я хотела приняться за дело, но он остановил. Он попросил побыть еще немного слабой девочкой, которая так нуждается в нем и я поняла.
Я поняла, что он просто хочет быть нужным. А я?