Шрифт:
– Степушка… – заныла тетка.
– Цыц, баба. Думаешь, она так приперлася, в гости? Не-а, если не на квартиру претензии иметь, то, значится, про мамку поговорить. Интересно же?
Интересно. И неудобно, и страшно оттого, что этот человек, чужой по сути, незнакомый, грязный, отвратительный, пахнущий пережаренным салом, водкой и луком, будет говорить о моей маме.
– Так я всю правду, вот как на духу. Красавица была, оно, конечно, так, вся из себя прям пава… вырядится, бывало, юбка там, кофта, косы заплетет, бусы повесит и по селу гулять… в клуб там или в школу. Ох, наши-то за нею увивались, да и не только наши, с соседних весок приезжали, только с этими разговор короткий, в рыло раз-другой, и все. – Степан ощерился улыбкой. – Славное времечко было, ты-то, Таська, сеструхе своей и в подметки не годилася, а вот поглянь, как оно вышло, ты в дамках, при квартире и мужике, а она где? А из-за чего все? Из-за любови.
Тетка вздохнула и, подперев подбородок кулаком, закрыла глаза. Слушает. И я слушаю.
– А тут аккурат стройку у нас развернули, ну и не простую, потому как поприехали из-за этой, из заграницы, специялисты, значит. – Степан потянулся за бутылкой. – Не, ну чего сказать, с нашими-то они не больно, особнячком все. Вежливыя, конешне, интилехентныя. Ну и случилась у матери твоей любовь, а такая, что прям ты хоть дубцом выбивай, не поможет. Родители-то поначалу пыталися грозить, а потом успокоились, дескать, человек сурьезный, инженер навроде, и о свадьбе поговаривал…
– А он взял да уехал, – тихо сказала тетка.
– Кинул брюхатую и на родину укатил, морда буржуйская. – Дядька подтянул сковородку поближе и, переломив пополам кусок хлеба, ткнул в желтый круг яичного желтка. – И все, с концами, ни письмишка, ни посылки, ничего… вот тебе и интелихент. А я ж ее замуж-то звал… ну а как про пузо узнали-то, то какой замуж, кому порченая нужна? Так что, гляди, мать, принесет Валька в подоле, обеих пришибу! Чтоб неповадно было, ясно?!
Я убежала из этого дома, поспешно распрощавшись, выскочила в подъезд и на улицу. Спасительная темнота, спасительная чистота свежевыпавшего снега, уже не колючего, но мягкого, бело-перьевого, тающего на коже и расчерчивающего щеки дорожками невыплаканных слез.
В моей стране никто никогда не плачет.
В моей стране никто никого не бросает. Всю ночь я сидела на кухне, разглядывая медальон, где хмурый и сердитый лев сжимал в лапах гаснущее солнце.
А Костик так и не пришел. Это хорошо, сегодня я не хотела его видеть.
Семен
Смеркалось медленно, воздух постепенно наливался тяжелой вечерней сыростью, которая разбавляла, приглушала запахи, смешивая их между собой, и не разобрать было, когда и как соломенно-желтый хрусткий аромат жареной рыбы перетекает в тягучий сладковатый – варенья. Или не варенья даже – духов, или канифоли, или вот еще асфальта, дыма… сколько всего намешано, прям голова кругом.
Кроме запахов, из открытого окна, просачиваясь сквозь сетку тюля, проникали и звуки, которые окончательно сбивали мысли с нужных на совсем уже ненужные. Вот, к примеру, на Марину. Обидно за нее было, а еще за то, что Юрий этот колечко взял спокойно, даже поблагодарить соизволил, дескать, за понимание, а потом долго и нудно объяснял, что ничего такого, когда кольцо дарил, не имел в виду, что все эти россказни про замужество – бабские фантазии.
Семен слушал и делал вид, что верит, и Венька тоже слушал и делал вид, а то ли еще свидетель, то ли уже подозреваемый радовался тому, как ловко он всех обманул.
– Ты чего там столбом стоишь? За стол давай! – Венька хлопнул по плечу и к окну потянулся, чтоб закрыть. – А то комарья налетит, как спать потом?
Стало тише, запахов поубавилось, рыбный остался вместе с рыбой – Машка целую гору нажарила, а к ней другую соорудила – картофельную. И огурчиков достала, и салата из молодой зелени настругала. Хорошая она хозяйка, Машка, и в доме у нее бывать радостно, и вдвойне радостно, что с Венькой они мирно живут и что тот никогда не станет за Машкиной спиной любовницам кольца дарить или гадости про жену рассказывать.
– Ты чего смурной такой? – Венька пальцами скатил в тарелку две картофелины, круглые, разваристые, они раскололись пополам, рассыпаясь мелкими желтыми крошками. – Из-за урода этого? Или баба приглянулась? Да не юли, вижу, что приглянулась, рыцарь ты наш.
Отвечать Семен не стал, только себе картошки наложил и рыбы тоже. Жалко, что Машка спит, посидела бы, рассказала б чего, глядишь, и полегчало б на душе.
– Ну имя-отчество имеется, координаты тоже и телефончик, – не унимался Венька. – Возьмешь, позвонишь, пригласишь куда.