Потом все втроем поплелись к постоялому двору, поддерживая пошатывающегося Антошу.

— Никому ничего не надо говорить, — с трудом ворочая языком, выдавил из себя Скрябин.

— Чего уж тут рассказывать, — хмуро ответил Сашка. — Другие бы не рассказали.

— Кто?

— Да хоть бы тот же Яшка. — И Гвоздев, только тут окончательно осмысливший, что девушку, которую он хотел сделать своей женой, подло утащил в темный угол человек, до того им уважаемый, что он обманут в своей доверчивости, стал, как кипятком, наливаться гневом.

— Тогда, — продолжал Скрябин, — вернись сейчас к Марковне, предупреди.

— А мне зачем идти? — резко ответил Сашка. — Не я портил девку, не меня шандарахнули. Если б еще ты путным другом — товарищем был, — Гвоздев в первый раз за всё знакомство назвал Антона Петровича на «ты». — А ты для меня теперь всё равно, что вор — ты у меня предмет отнял, который я женой хотел назвать. Разве ты русский мне теперь, — ты собаки хуже!

Скрябин остановился, хотел ответить, но его стало тошнить. Уже только Вера поддерживала его, и она плакала. Получив возможность говорить, Скрябин сказал Сашке:

— Не хами. Не пори ерунду. Ничего не было. После объясню.

— Да объяснять что, когда всё ясно. Объясню! Ты уж сколько лет всё мне объясняешь, а вышло, что со всеми твоими объяснениями ты подлая тварь. Я к нему за советом, за помощью, а он, морду кривя, за моей спиной… Тьфу!

— Как хочешь — не ходи к Марковне. Но нам необходимо еще продержаться здесь тихо дня два или три… сам понимаешь…

— А ты не понимал этого, когда девку в кусты тащил?

— Я не тащил.

— Что ж, она тебя, что ли, тащила? Молчи! Ты самый подлый человек после этого. Ты для меня теперь хуже ротного пора которого ночью солдаты сапогами насмерть забивают. И жалко, что парень тебя не убил. Брось его, Верка! — вдруг закричал Сашка по-китайски. — Кинь его, подлюгу. Может, к утру подохнет, — и он рванул девушку за рукав.

Но та, отстранясь, ответила резко:

— Не смей говорить так. Петрович не сделал ничего плохого. Ему мстит Яшка, которого я не хочу любить.

— А этого что ж, ты полюбить, что ли, успела? — Гвоздев презрительно ткнул рукой на Скрябина. — Обошел он тебя, как меня прежде? Полюбила на одну ночь?

— А тебе зачем это знать? — был строптивый ответ девушки. — Я вижу только что ты злой человек и плохой друг.

— Я плохой друг?

— Конечно, ты. Петрович едва идет, а ты бранишь его за что— то. Разве больных бранят?

Тогда Сашка умолк и засопел, как всегда, когда он начинал что-нибудь обдумывать. И до самого постоялого двора не проронил ни слова. К счастью, Федосья со своим мужем уже спали, когда они вернулись домой. Молчал и Скрябин, морщившийся от тошноты и головной боли.

VII

Заснувший лишь под утро, Антон Петрович проснулся позже всех. Голова болела, глаза видели всё словно сквозь дымку. Гвоздев сидел у его ног, на краю кана. Его спина показалась Антону Петровичу бесконечно широкой и мошной.

Повернувшись к проснувшемуся сотоварищу. Сашка спросил.

— Как себя чувствуете, Антон Петрович? Не полегчало? А то надо бы сегодня за щетиной идти.

Тон его был такой, как будто ночью ничего не произошло, но глаза он виновато прятал.

— Хорошо, — ответил Скрябин, но, поднимаясь с кана, снова почувствовал приступ тошноты.

— Заболели, видать, простыли, — пособолезновала копошившаяся у очага Федосья и сообщила о том, что сын Марковны Яков не ночевал дома, исчез. Об этом ей рассказала сама Марковна, которую она встретила на улице. Скрябин, морщившимся от боли, ничего не ответил, промолчат и Гвоздев, и только Вера метнула на Антона Петровича быстрый и. как ему показалось, испуганный взгляд.

— Марковна тревожится, — продолжала Федосья. — Ума не приложит, куда Яшка мог подеваться. И о тебе спрашивала, — обратилась она по-китайски к дочери. — Не видала ли ты его с вечера?

— Нужен он мне! — по-китайски, вспыхнув, резко ответил девушка.

— Конечно, — согласилась Федосья и, обращаясь уже к гостям, продолжала по-русски. — Этот Яшка гоняется за моей девкой, женихается, только чего ж… Хоть и свой, русский, Марковны сын, да бедны же. И дикой он какой-то.

На этом разговор и закончился. Скрябин с Сашкой подумали про себя, что это исчезновение парня из деревни им даже на руку, а что Марковна тревожится, так это зря — не пропадет влюбленный Яков, вернется.

Но когда Скрябин вышел во двор, Вера догнала его и, близко подойдя, зашептала:

— Яшка уходи, Яшка беги… Пухо!

— Что пухо? — не понял Антон Петрович.

— Яшка миюла: пухо!

— Почему?

— Его что-то делай.

— Себя контрами?

— Я не знай. Его нету фанза — шибко пухо.

Скрябин пожал плечами и пошел от девушки к воротам. Вся эта история ему уже смертельно надоела. Сейчас, ушибленный, больной, страдающий, он уж и к девушке ничего не чувствовал, кроме досады: встреча с ней так осложнила его и без того трудное пребывание в этой деревушке! И такой очаровательной Вера ему сегодня не казалась; к тому же в это утро от нее остро пахло чесноком, и это еще усиливало тошноту, начавшую мучить Антошу, как только он встал. Только покоя хотелось в это утро Скрябину.