Поклонившись у порога, Шванк увидел, что Филипп уже на месте - обросший серой бородкою, бледный, синегубый, и с по-прежнему отечными ногами.

Усадив посетителей, Панкратий отхлебнул воды и начал так:

– Я прочел ваши отчеты и отчет мастера Пиктора. Я знаю, что мы имеем дело скорее с демоном. И советую вам обоим отступиться. Иначе он затянет каждого из вас в ловушку, и вы будете думать только его мысли, чувствовать его чувствами.

Трувер подумал и сказал с отвращением:

– Я так уже отступился. Мне важнее живописец и епископ.

Филипп зло возразил:

– А как же Пиктор? Он не отступится. Значит, и я...

Епископ стукнул по столу кулаком:

– Сынок, не дерзи ей! Мерзавка отпустит Пиктора, когда ему станет лучше, тогда он от нее отвлечется. И - да! Завтра или послезавтра Скопас вскроет его гнойники!

– Образовался гной, - прошелестел Филипп, - значит, он теперь не гниет, а живет. Дядя, он все еще ее держит?

– Пока да. Но он устал и как-то успокаивается.

– Что ж, тогда...

– Филипп, ты же каешься! Отвлекись от нее наконец, побереги себя!

– Филипп!
– осенило Шванка, - Не держись за нее только потому, что ты одинок! Пожалуйста. И ты же не виноват в болезни Пикси, если ты из-за этого. Это она виновата.

– Правильно!
– обрадовался Панкратий, - Послушайся его, Филипп. А ты, Шванк, доделывай-ка скорее свой роман. А то я прочесть его не успею.

– Дядя, ты опять уезжаешь?

– Да, Филипп. Опять туда.

Епископ Панкратий второпях свернул аудиенцию, выставил обоих за порог и сам ушел куда-то. Филипп и Шванк отправились в сад и устроились там на скамеечке под старою вишней.

– Знаешь, как странно!
– начал Филипп, - У меня оказалось маленькое сердце. Не порок, а просто слишком маленькое, как у кошки. Я бежал несколько часов по жаре и надорвал его. Теперь чувствую - она все ходит кругами где-то во тьме рядом со мною, и я - как рыбак. Только не понять, кто кого ловит: она меня или я ее. А ты действительно отступился?

– Пока да. Но, если она вернется, вступлю. Как голос в хоре, понимаешь?

– Угу. Мне кажется, Панкратию богиня вовсе не нужна - нашел неизвестную, исследовал, потерял интерес. Его интересует война, он же рыцарь из рыцарей.

– Противно, однако.

Шванк сплюнул под ноги.

– Не злись на него! Просто грустно.

– Пойдешь к Пиктору?

– Не смогу, я завтра начинаю покаяние в катакомбах. Сходи за нас обоих.

– Само собой!

Филипп тяжело поднялся, простился и ушел.

***

А через два дня Гебхардт Шванк стоял, перепуганный, перед Скопасом, и тот был растерян:

– Шванк, простите... Да, Пиктор теперь не заразен. Но сегодня... Сегодня он пытался повеситься на бинтах...

– Как?!

– Да. Повредил горло. Теперь кается и требует никого к нему не пускать и ничего ему не передавать. Не бойтесь, подмастерья за ним следят и умереть не дадут.

– А как Ваш висельник на складе?
– вдруг спросил Шванк.

– Почему он... Вчера помиловали и дали денег. Все хорошо.

– До свидания.

– Удачи.

***

Писания выедают время - и это справедливо.

Но разве не счастлив Зеленый Король? Жену не переживет, не увидит смерти детей. Этот король - белый туман и зелень листвы - не отбрасывающая свет, как лезвия коротких ножей, городская зелень, а мягкая, сумеречного леса. Тот, кто невидим, но присутствует. Тот, кто провожает - и паломники проходят сквозь Лес, как ножи через воду, не оставляя следа. Чем он занят? Связями или предотвращением этих связей?

Пенкаур Аспатаден, бог почв, когда-то травил белого оленя - каждый год, когда солнечный свет начинал уходить, с белою, красноухою сворой он все пытался загнать оленя - и однажды догнал, но убил его все-таки Пхуйл из-под чужих собак.

А Зеленый Король ежегодно, когда отступало Солнце, поступал ровным счетом наоборот: он уводил оленя на тот берег Круглого Моря, к Индрику, под Деревья Вселенных. И там золоторогий мирно пасся до самой весны. Зеленый Король сам становился жертвою, и гонный олень преследовал его.

Белый конь короля Аластера, старый Снежок, не оставляет следов. И тогда как же Гебхардту Шванку, пешему, слабому, сделать это и настигнуть его? Ни скорости, ни следов. Если только можно было бы выследить Зеленого Короля... Но как? Как же? Следовало разглядеть подобие - но Шванку это было настолько же трудно, как рассмотреть без зеркальной поверхности собственные уши. Если б он знал, что они с Королем равно пусты, бесследны и неуловимы... Ну что ж, про то, что белый конь Короля, в отличие от коня вороного, не оставляет следов, наш трувер уже догадался!