— И пленка здесь, — пробормотала я, ошарашенная таким оборотом.

Он вздохнул с облегчением и потопал впереди меня, шлепая по ступеням подошвами мокрых сланцев.

— Откровенно признаюсь, если до вечера фотки с тобой на балконе не отдам, мне голову отрежут, вот как. А их еще печатать надо!

Он толкнул незапертую дверь, пропустил меня и шагнул следом.

Я вошла в однокомнатную захламленную холостяцкую квартиру с неприятным запахом то ли прокисшей еды, то ли несвежего белья.

— Пленку! — бился в лихорадке нетерпения Виктор, но я прошла дальше, переложила с кресла на кровать кипу мятых газет и, только усевшись, удостоила его ответом:

— Давай обещанное.

— Сейчас!

Он покопался в шкафу и вытащил оттуда большой конверт из оберточной бумаги, бросил его мне на колени. Получив кассету, скрылся в ванной, заперся там на шпингалет и затих.

— Напечатай и на мою долю тоже! — крикнула я ему и углубилась в изучение содержимого конверта.

О настоящем архиве речи, конечно, и быть не могло. В основном здесь были фотографии людей, обращавшихся к Илоне по ее профилю, для гадания, а также взятые на примету, как перспективные для дальнейшей, так сказать, разработки. Сверх этого две или три драки, и в отдельном, зашпиленном скрепкой конвертике — малоформатный фоторепортаж о финальной сцене насилия над Ларисой Симоновой. Напечатанные в черно-белом варианте с цветных негативов, качеством своим они оставляли желать лучшего, но не это главное. На одном из снимков ясно можно было разглядеть профиль белобрысого Вовки, держащего девушку за руки. Нашла я и фотографию Ларисы годовой, наверное, давности. Улыбающаяся, жизнерадостная мордашка… Мне захотелось драться.

— Эй, ты скоро там? — спросила я, подойдя и грохнув кулаком в дверь ванной.

— Нет, ты что! — возмущенно ответил он. — Туалет рядом.

«Этого не бить надо, а спрашивать», — решила я и успокоилась.

— Хочешь, телевизор включи. Или позвони кому-нибудь.

— Кто с тебя голову снять хочет?

Брякнул шпингалет, дверь приоткрылась. Появилась эта самая голова и жалостно посмотрела на меня.

— На, бей, чтобы все по твоему обычаю было: вопрос — удар.

— Изменю я обычаю, если врать не вздумаешь.

— Да чего там! — Он полностью вышел из ванной. — Пойдем поговорим, пока пленка сохнет… Чего врать-то, — молвил, вставая к окну и разминая сигарету, — меня и так отгребут, когда узнают, что я тебе фотки отдал. И даже за то, что некоторые для себя печатал.

— Правильно сделают.

— Может, защитишь?

Хотела я ответить, что, мол, не вижу необходимости трудиться, но вспомнила, что лучше не говорить, а спрашивать. И даже приняла от него сигарету для укрепления контакта.

— Защищать? Так я даже не знаю от кого. Не от Илоны же? И не от Нестора. Неужели сам Петр тобой занимается?

Все, спрашивать больше не пришлось. Включился он и заработал, как радиоприемник на частоте FM.

— Ну, ты даешь! Про всех уже знаешь! — поразился моим способностям. — Петр за фотографиями редко сам приезжает. Только когда на них что-нибудь действительно исключительное.

Знаешь что, Татьяна, мне все уже давно до фонаря. В милицию? Значит, так тому и быть. А что? В зверствах не участвовал, работал в основном на дому — проявлял и печатал, что другие отснимут. Соучастник! Я бы и сам с повинной пошел, да у меня в городе жена бывшая и ребенок. И Петька, тварь, о них знает, вот в чем дело.

Когда что-то срочное обрабатываю, обычно Вовка забирать приезжает. Да, белобрысый. А то сам отвожу, Тиму.

Сегодня Вовка звонил. Где, говорит, материал об этой стер… О тебе, да. Если, говорит, к вечеру готово не будет, башку расколем. Я и на работу не пошел, тебя дожидался. А карточки с пленкой еще везти надо!

— Подброшу я тебя, не переживай, — пообещала ему.

Это его обрадовало, и он отправился в ванную успокоенный, а я взялась за телефон.

За Константина почти не беспокоилась, как ни понравилась Нестору информация о нем, которую меня угораздило ненароком выложить. Несколько отморозков против сэнсэя без огнестрельного оружия не имеют никаких шансов, поэтому позвонить Косте я решила, больше следуя поговорке, что береженого бог бережет.

Константин не терял времени даром, и в спортзале уже вовсю шли восстановительные работы.

— Пришлось обратиться к ученикам, вернее, к их родителям, — рассказывал он мне, погоревав об убытках, — и время сэкономил, и деньги. Несколько рабочих, доски и бетономешалка уже здесь. Идет дело. А мы тренируемся.

Я вкратце, не вдаваясь в причины глубже самого необходимого, рассказала о возможной опасности и приблизительно обрисовала людей, от которых могла исходить эта опасность, попросила отнестись ко всему серьезно.

— Ладно, пару нунчаков буду иметь под рукой. Да буду, буду насторожен, как камышовый кот.

Я хорошо его знаю. Когда так обещает — сделает. А нунчаки в его руках — страшная, разрушительная сила.

— Алло, Татьяна! — спохватился он, уже попрощавшись: — Как ты сказала, белобрысый? Вот, какой-то белобрысый только что прошел мимо меня в зал. Нет, не наш. У меня таких не было. Пойду разбираться, перезвоню тебе позже.

Я спросила у Виктора через дверь номер телефона и, продиктовав его Косте, повесила трубку.