— Райк! — крикнула Алена. — Не раздевайся! Идем — в снежки! Женьку Уварова искупать надо!

В раздевалке топталась высокая сутулая девушка. Она сняла свое прямое пальто с прямыми плечами и стряхивала с воротника снег. Алена пробралась к ней, стукнула сумкой-пакетом.

— Кто тебе залепил? Сумки оставим здесь.

— Что я, маленькая — в снежки играть?

— Ты чего такая?

— Жить надоело.

— Дома плохо?

— Хоть в трубу лезь.

С Раисой Русаковой Алена сидела за одной партой, они дружили. Оставить подругу одну в таком настроении она не могла, но и перестроиться, стать мрачной тоже не могла. Смеясь, она рассказывала, как ее хотел схватить у ворот Крюков из 9 «Б» и как она его, придурка, толкнула. Раиса слушала молча. Подруги поднялись на третий этаж. Раиса, войдя в класс, никому ничего не сказала, положила свой портфель в парту и села. Алена, прежде чем сесть, шмякнула сумкой-пакетом по крышке, что означало «Общий привет!».

— Смирнов, сотри свое художество! — тут же звонко крикнула она лохматому неряшливо одетому мальчишке, который рисовал на доске морду волка из мультфильма «Ну, погоди!». Алена была сегодня дежурной. Но крикнула она просто так — попробовать голос, крикнула, как бросила снежок.

— Жуков? А где Жуков?

Ей хотелось и в Сережку Жукова бросить слово-снежок. Но его в классе не было. Алена спросила бы Сережку о чем-нибудь. Он все знает. Она спросила бы, в каком номере журнала «Природа» написано, что она из девочки превратилась в девушку.

Сережка Жуков и Лялька Киселева сидели в крайнем ряду напротив среднего окна. Можно смотреть в окно, когда слушать учителей неохота. Лучшие места, занятые лучшими людьми класса. Сережка Жуков и Лялька Киселева считались интеллектуальными лидерами 9 «В». Все, кто дружил с ними, был вхож в дома к Сережке и Ляльке, составляли небольшой кружок. Алена тяготела к этому кружку, пользовалась всякой возможностью, чтобы занять место поближе к лучшим людям класса. Если кто опоздал или заболел, она была тут как тут. Иногда садилась третьей на парту к Машке Прониной и Юрке Лютикову.

— Хоть в трубу лезь, — сказала Алена и засмеялась.

— Ты чего? — удивленно спросила Раиса Русакова.

— Выражение чудное: «Хоть в трубу лезь». Откуда произошло? Кому-то надо было лезть в трубу, а он не хотел? Какому-то прорабу, что ли?

Вошел Сережка Жуков, поднял руку, приветствуя всех небрежным жестом. На плече — холщовая сумка на длинных лямках. Белая горловина водолазки плотно охватывает тонкую шею. Все, как положено, чтобы считаться «мальчиком в порядке» — небрежно надетая школьная форма, на плече потертая, вытянутая за уголки холщовая сумка.

Сережка сел и сразу повернулся вполоборота к Ляльке Киселевой и Машке Прониной, которая сидела сзади, за соседней партой. Очки с продолговатыми стеклами придавали лицу Сережки выражение очень серьезное. А мальчишеские вихры надо лбом делали эту серьезность симпатично дерзкой.

— Нет, правда, кому первому не захотелось лезть в трубу, чтобы он придумал поговорку? — сказала Алена, удивляясь тому, что ей интересно думать про это.

— Никому не надо было лезть, — мрачно ответила Раиса Русакова. — Придумал кто-то дурацкое выражение.

— В трубу! — крикнула Алена и громко захохотала. — В трубу!

— Ты чего?

— В трубу лезу! Ну, в трубу же! Вызовет меня Велосипед, банан влепит, а я пойду, пойду в дверь. Она скажет: «Давыдова, ты куда?» А я ей: «Зой Пална, в трубу, потому что жизнь такая, хоть в трубу лезь».

Мрачно настроенная Раиса Русакова смотрела с возрастающим недоумением на подругу. Потом неожиданно гоготнула и пригнулась от смущения к парте. Это произвело такое же действие, как в кино, когда кто-нибудь из зрителей, забывшись, загогочет на весь зал. В классе засмеялись. В Алене все затрепетало. Смех — это была та атмосфера, в которой ее фантазия становилась неистощимой.

— Выйду на улицу, — продолжала она громко, срывая голос и срываясь на смех. — Граждане, где труба? Сумку в зубы и полезу. Толпа соберется, милиционер подойдет, скажет: «Граждане, разойдитесь, ничего особенного — человек в трубу полез».

Вкатился Валера Куманин, мальчишка с широким плоским лицом. Ему тоже захотелось посмеяться. Он остановился перед девчонками, сморщил свой маленький нос, заулыбался, загримасничал:

— Чегой-то вы, тетки?

— Уйди, не мешай. Не видишь, мы с Райкой в трубу лезем.

— А как? Я тоже хочу.

— Среднему уму непостижимо.

На последней парте в самом углу завозился крепкий широкоплечий парень, Толя Кузнецов. Его раздражал беспричинный смех.

— Идиотки, хоть бы труба обвалилась и придавила вас, — сказал он, не улыбнувшись.

— Спасибо, положите на комод, — отпарировала Алена.

Ну, кто еще? Она отвечала и сама же смеялась своим ответам. Она была на вершине смеха.

Прозвенел звонок, и почти одновременно со звонком вошла в класс Зоя Павловна — Велосипед. Это была худая плоская женщина; она ходила очень прямо, высоко поднимая ноги. За это и прозвали ее — Велосипед. Англичанка, не глядя на ребят, прошла к столу, не глядя встретила шум приветствия, не глядя, сказала: