Шрифт:
— Жалко только, что она пошла за вином, а я за тортом, — засмеялся он, — надо бы наоборот. Но ведь я не знал, что осмелюсь прийти сюда.
В глазах его еще блестели искорки смеха, но он говорил уже серьезно.
— Я не ожидала, что ты придешь, — растерянно сказала Татьяна.
— Я и сам не ожидал.
— Тебе не следовало…
— Почему?
— Я не знаю. И что мне делать с тобой — не знаю.
— Чай пить со мной, что ж еще делать? Не пропадать же торту?
— Но у меня и чайника нет. Старый распаялся, нового еще не купила.
Она беспомощно улыбнулась, и на его губах заиграла ответная улыбка, готовая в любую секунду разразиться безмятежным смехом, если она только этого захочет и не будет делать трагедии из простых человеческих отношений.
— Ну, чего ты улыбаешься, победитель? — спросила Татьяна.
Он взял ее за руки.
— Ага, сдаешься?
Резко зазвонил телефон. Татьяна посмотрела на гостя, на аппарат, взяла трубку.
— Слушаю.
Звонила Кира.
— Иду, — сообщила она.
— Куда?
— К тебе.
— Зачем?
— Но ты же звонила, — Кира была удивлена, — сказала, что прочитала.
Татьяна повернулась вполоборота к Анатолию, чтобы он по глазам не догадался, что она разговаривает с Кирой.
— Не надо.
— Что не надо? Приходить?
В голосе Киры чувствовалось раздражение.
— Да.
— Ты не одна?
— Да.
— С Николаем?
— Нет.
— А с кем?
«А почему я должна скрывать, — подумала Татьяна, — пусть отгадает, если сумеет».
— Ты ужаснешься.
— Неужели с Морковкиным?
— Нет.
— С Юркой-виолончелистом?
— Нет.
И она тоже верит во всех этих Морковкиных, подруга называется! А у нее никого не было, кроме Николая, никого. Да и Николая не было. Это только казалось, что он был, а на самом деле его тоже не было.
Киру подстегивало раздраженное любопытство.
— На какую букву? — спросила она. — Начинаю по алфавиту: «А»?
— Да.
— На букву А?!
— Да.
— Анатолий?
— Да, — сказала Татьяна.
— С каким Анатолием? Я знаю только одного Анатолия. — Голос ее все еще был достаточно спокоен. — С Анатолием Беловым?
— Я говорила, что ты ужаснешься…
Телефон захлебнулся гудками: Кира положила трубку. Анатолий стоял спиной к Татьяне, разглядывая полочку с книгами.
— Кто это звонил? — опросил он.
— Подруга… Пожелала спокойной ночи.
— Из твоего разговора с подругой я понял, что ты знаешь только слово «да» и не знаешь слова «нет».
— Да, — грустно сказала Татьяна.
По его голосу она не поняла: догадался он, что она говорила с Кирой, или не догадался?
— Ну, Толя, — вздохнула она, — выкладывай начистоту, какие у тебя появились основания прийти ко мне. Ты ведь не просто так пришел?
— Нет.
— Что-нибудь изменилось в твоей философии?
— Дай твою ладошку.
Татьяна протянула ему руки.
— Выбирай любую.
— Тогда я возьму обе.
Он забрал обе ладошки, сложил их вместе. Татьяна молчала, грустно глядя на руки.
— Ты все тот же. — Она отвернулась, взгляд ее упал на календарь, висящий над диваном-кроватью, она оторвала один листочек.
— Таня!
— Ну что? Как говорится, свечей не надо, горят неоновые огни, так, что ли?
Анатолий подошел к ней совсем близко, хотел что-то сказать, но только застегнул на ее халатике верхнюю пуговицу и вышел.
Татьяна поправила статуэтку Дон Кихота на тумбочке, пробормотала смущенно;
— Ушел… Оставил меня одну с Дон Кихотом… Ты ведь настоящий мужчина из Ламанчи? Вынимай шпагу и коли каждого, кто попытается проникнуть ко мне…
Взбила подушку, но лечь не успела: зазвонил телефон.
— Да, — ответила Татьяна на всякий случай бесстрастным голосом.
— Потаскушка ты, Танька.
До сознания не сразу дошло, что это говорит Кира. Облаяла, но трубку не бросает, ждет ответа.
— Ты так считаешь?
— Все! — обрезала Кира.
Нет, не все. Татьяна со злостью рванула диск, словно сам телефон ее оскорбил.
— Зяброва, я хочу у тебя спросить, ты знаешь, что значит это слово?
— Знаю.
— В словаре Даля смотрела?