Гриб сидел на лавочке на берегу озера и читал российскую газету. Слава богу, не «Правду»! Это было бы забавно.

– Ну, вы даете, Роман Аркадьевич! – насмешливо сказал Иноземцев. – Вас же так моментально вычислит французская контрразведка и вышлет из страны. С кем же я тут останусь?

– А вы тогда со мной отправляйтесь – на родину. Не хочется на родину-то? – прищурился Гриб.

– Ну и вопросики вы задаете – прямо как в НКВД.

– А что такого? Мы люди простые.

Простые они! Да в вас столько намешано, перекручено, переплетено, что поди разберись… Где там сотрудник ЧК, а где зубастая акула эпохи бандитского капитализма?

– Не тянет на родину, не тянет, – укоризненно протянул Гриб.

– Роман Аркадьевич, дорогой мой, – жестко сказал Иноземцев, – у меня с родиной свои отношения. Личные. И никого в них посвящать я не намерен.

– Вы что, Юрий, никак обиделись? – сразу сменил тон Гриб. Лицо его стало простодушным и ласковым. – Я же так, пошутил.

Нет, Иноземцев обижаться не думал, просто время от времени считал нужным показывать окружающим, что человек он непростой, тяжелый даже, и всякие там шуточки и подковырки с ним не проходят. Держите дистанцию, господа хорошие! Вам же лучше будет.

– Давайте к делам перейдем, Роман Аркадьевич. Дела-то у нас с вами есть? Или мы их все уже переделали?

– И перейдем, – послушно, даже с энтузиазмом согласился Гриб. – Дел у нас столько, что голова кругом. Только давай походим чуток вокруг озера, члены натруженные разомнем. Тут вон как хорошо!

– Лепота! – язвительно протянул Иноземцев.

– Можно и так сказать, – не стал возражать Гриб.

А парк поутру был действительно хорош. Высоченные французские сосны с голубовато-серыми, а не малиновыми, как в России, стволами раскачивались едва заметно, бело-желтые лодки, как большие птицы, сбились в стаи на воде… И даже шум машин на дорогах, исполосовавших парк, почему-то не казался чрезмерным.

– Про Вайса этого ничего установить не удалось? – аккуратно осведомился Гриб.

– Нет.

Гриб удрученно покачал головой.

– Судя по моим данным, человек распустил язык по собственной глупости и фанфаронству, – успокоил его Иноземцев. – Тут его никто не курировал, не направлял.

– Да я тоже так думаю, – с явным облегчением сказал Гриб.

– Вот пусть ваши московские коллеги и ищут. С горы оно, как известно, виднее, – пробормотал Иноземцев.

Гриб посмотрел на него изучающе.

– Случилось что?

– А что, заметно?

– Да какой-то вы сегодня не такой, Юрий, – заботливо сказал Гриб. – Может, помощь какая нужна?

Эх, хороший он все-таки мужик, наш Роман Аркадьевич, душевный, отзывчивый. Простой. Вот тут Иноземцев себя сурово прервал. На такой работе простые мужики не держатся, да еще столько лет. И быстро спросил:

– Фамилия Гран вам ничего не говорит?

– Гран? А из какой это оперы персонаж?

– Южная Америка, отряды по борьбе с боевиками наркобаронов…

– Да-да-да. Помню, был там такой конкистадор с израильским паспортом. Этого вы имеете в виду?

– Его.

– А что это он вам вспомнился? – удивился Гриб. – Я-то думал, что придушили его где-то давно – по-тихому так, по-хорошему, по-свойски… Слишком уж много крови за ним. Никому он стал не нужен. Отыграл свое.

– Я тоже так думал. Но мне сказали, что его видели в Париже. Не думаю, что он приехал сюда по музеям ходить.

Гриб озабоченно покачал головой.

– Если это так, то жди беды. Этот по мелочам размениваться не будет.

На какое-то время они замолчали. Каждый думал о своем.

По озеру к двум островкам, соединенным мостиком, лениво шлепая веслами, плыл на лодке какой-то человек в белой шляпе. Заметив, что Иноземцев и Гриб стоят и смотрят на него, человек снял шляпу и раскланялся. Иноземцев радостно помахал ему в ответ рукой. Гриб начал прощаться.

– Вы бегите-бегите, – не стал его удерживать Иноземцев. – А я еще погуляю, подышу воздухом! Я-то не на службе, человек свободный.

Он воздел руки к небу, блаженно, со стоном потянулся и проорал прямо в парижское небо:

– Свободен! Наконец-то свободен!

Из душа доносилось ее негромкое, беззаботное пение, похожение на мурлыканье.

Каридад-Карагодин… Карагодин-Каридад… Какое странное совпадение!

Так же странно и удивительно все, что между ними происходит. Солнечный удар… Вот именно – удар, от которого не спастись.

Все случилось как бы само собой, он даже не соображал, что делает. Первый день слежки за Ледниковым они проездили в машине практически молча. Карагодин лишь обратил внимание на то, что Каридад до дрожи напряжена, а лицо ее время от времени каменеет, словно она пытается совладать с собой. Сам он тоже чувствовал себя не в своей тарелке, особенно вспоминая те ужасы, что поведал ему о Каридад заклятый друг Тарас.