— Моя дорогая юная леди, — ответил мистер Левендер, — мысль о постели приводит меня в ужас. Разве может быть в наши дни что-нибудь более позорное, чем смерть в собственной постели?

— Да я прошу вас жить, а не умирать в постели, — сказала юная леди; миссис Петти схватила хозяина за полу халата.

— Прочь, Блинк, прочь! — отмахнулся мистер Левендер, еще больше высовываясь из окна.

— Ради всего святого, — взвизгнула юная леди, — не упадите еще раз, не то я лопну.

— Ах, поверьте мне, — проговорил мистер Левендер слабеющим голосом, ни за что на свете я не причиню вам боли.

Напрягая все силы, миссис Петти оттащила мистера Левендера от окна.

— Как вам не стыдно, сэр, в халате разговаривать с молодыми девицами! сказала она сурово.

— Миссис Петти, — загадочно проговорил мистер Левендер, — все могло бы быть гораздо хуже. Мне хочется чаю с лимоном.

Приняв это за признак возвращающегося рассудка, миссис Петти осторожно довела его до кровати и, когда он улегся, подоткнула одеяло, говоря:

— Надеюсь, сэр, теперь вы не нарушите слова.

— Ни один общественный деятель… — начал мистер Левендер.

— Вот горе! Обещайте мне, что вы будете спокойно лежать в постели, пока я готовлю чай.

— Даю вам слово, — ответил наш герой, — ибо я чувствую некоторую слабость.

— Вот и хорошо, — сказала миссис Петти, — я вам верю. — И, закрыв окно на шпингалеты, она выбежала из комнаты и заперла за собой дверь.

Мистер Левендер лежал, уставясь в потолок, и щелкал пересохшим языком.

«Боже, — думал он, лишь тебя, боже, должно вспомнить в тот час, когда отечество в опасности, хвала тебе, боже, за то, что ты создал Красоту! Но я не позволю ей обезоружить мою душу. Лишь когда дело человечности восторжествует, лишь когда мечом и пулей священной мести мы истребим тот преступный народ, лишь тогда я почувствую себя вправе впустить Красоту в свою обитель».

И выпив стакан чаю, который миссис Петти поднесла к его губам, он мгновенно погрузился в глубокий сон.

VI …СОВЕРШАЕТ ОШИБКУ И ВСТРЕЧАЕТ ЛУННУЮ КОШЕЧКУ

Престарелая леди по фамилии Синкин, которая так заинтересовалась мистером Левендером, жила в своей крепости во Фрогнале; с нею там обитал молодой племянничек, мальчик лет сорока пяти, неразлучный с Опекунским советом. Именно благодаря ее рассказам он и появился у мистера Левендера на следующий же день и, послав визитную карточку, был введен к нашему герою.

Мистер Левендер, бледный, негнущийся, сидел в своем кабинете и читал очередную речь; Блинк лежала у его ног.

— Простите великодушно, что не могу встать, сэр, — сказал он, — прошу вас, садитесь.

Племянничек, у которого было сонное, лишенное растительности лицо с маленькими раскосыми глазками, поклонился и, усевшись, несколько озадаченно посмотрел на мистера Левендера.

— Я пришел сюда, — выговорил он наконец, — чтобы задать вам несколько вопросов по поручению…

— Ради бога, — сказал мистер Левендер, сразу сообразивший, что его интервьюируют. — Я счастлив изложить вам свои взгляды. Прошу вас, возьмите сигарету, — кажется, ведь так полагается. Сам я не курю. Если вас интересуют какие-то личные моменты моей биографии, то вам будет небезынтересно узнать, что я бросил курить, когда убедился, что это дурное пристрастие расшатывает нервы наших героев, находящихся в окопах. Подавая пример воздержания и этим самым высвобождая какое-то количество табака для солдат, я чувствовал, что исполняю свой долг. Впрочем, не пишите об этом, пожалуйста. И поскольку уж мы говорим о моей личной жизни, что я, разумеется, не очень одобряю, вы можете взглянуть на портрет моего отца — вон там, за дверью, и на портрет моей матери — над камином. Простите, что я не могу сопровождать вас. Дело в том, что — это тоже любопытный штрих — я довольно-таки часто подвержен прострелу. — И увидев, что племянничек Синкин, поднявшийся по его приглашению, стоит перед ним в нерешительности, он добавил: — Быть может, вам хотелось бы как следует рассмотреть мои глаза? Порою в них блещет почти сверхъестественное провидение. — К изображаемой минуте всякая скромность оставила его, ибо он некоторым странным образом вдруг отождествил себя с газетой, от которой его интервьюировали. — Мне пятьдесят восемь, — быстро добавил он, — но на вид мне не дашь моих лет, хотя мои густые вьющиеся волосы преждевременно поседели, как это часто бывает с людьми, привыкшими к напряженной умственной работе. Маленький домик, утопающий в зелени, — отнюдь не грандиозный дворец, — вот фон, на котором действует эта исключительно интересная личность. Кошки оставляют следы на лужайках сада, а любовь его владельца к животным как нельзя лучше демонстрирует овчарка, которая лежит у его ног, обутых в турецкие туфли. Встань, Блинк!

Блинк, потревоженная движением хозяйской ноги, встала и томно посмотрела ему в лицо.

— Взгляните, — сказал мистер Левендер, — у этой овчарки самые прекрасные глаза в мире!

При этом замечании, показавшемся племянничку ничуть не более здравым, чем все остальные, — столь неверное представление сложилось у него о мистере Левендере — он закрыл блокнот, который было извлек из кармана, и сказал:

— Было ли у вас в семье что-нибудь… гм… замечательное?

— Безусловно, — ответил мистер Левендер, — рожденный в бедной, но благородной семье в городе Рочестере, мой отец избрал себе профессию издателя; моя мать была истинной дочерью бардов, отпрыском достославного рода, истоками восходящего к друидам; ее девичья фамилия — Джонс.

— Вот как! — сказал племянничек Синкин, что-то записывая.

— Когда я был маленьким, она неоднократно рассказывала мне, что ее семья испокон веков отличалась неколебимым патриотизмом, — продолжал мистер Левендер.

— А она не умерла от… от…

— Нет, разумеется, — прервал его мистер Левендер, — она жива до сих пор.

— Вот как! — сказал племянничек. — А ваши братья и сестры?

— Один из моих братьев, — ответил мистер Левендер с вполне простительной гордостью, — главный редактор «Разжеванных Новостей». Другой священнослужитель.

— Занятно, — рассеянно пробормотал племянничек, — Скажите мне, мистер Левендер, не слишком ли переутомляет вас ваша деятельность? Она не влияет на… — И он коснулся пальцем своего темени, покрытого лоснящимися черными волосами.

Мистер Левендер вздохнул.

— В эпоху, подобную нашей, — проговорил он, — мы все должны жертвовать своим здоровьем. Как вам известно, ни один общественный деятель сегодня не может сказать, что его голова принадлежит ему. Я бы счел себя дезертиром, если бы не принял эту истину за… гм… истину.