Они остановили машину около часовни.

Бьянко велел Пальмо развернуться носом к долине.

— Мне холодно, — пожаловался Фараон, сжимая посиневшие руки.

— А вот мы с тобой зайдем сейчас в гостиницу и посмотрим, нет ли там чего-нибудь горячего, — сказал Бьянко.

И они с Фараоном ушли.

Пальмо развернул машину и стал разглядывать часовню. На ее боковой стене были солнечные часы.

— Что там написано?

Там было написано:

En regardan l'heure

Pense `a ta mort et tiens-toi pr^et.[2]

— Это по-французски, — сказал Этторе.

— Ты не знаешь, что это значит?

— Я? Нет.

Пальмо отвернулся и начал рассматривать горы. Ему, казалось, было не по себе.

— Зачем Бьянко пошел с этим типом в гостиницу?

— Выпить.

— А мы с тобой?

— Ждем французов.

Было тихо, слышался только шум воды. Потом они увидели человека верхом на муле, поднимавшегося по рыжему склону горы. Человек этот, приставив руку ко рту, кричал: «Пьер! Пьер!».

— Кого он зовет? — спросил Пальмо.

Этторе пожал плечами.

Французы заставили себя ждать целых полчаса. Потом они показались из-за остроконечной скалы и стали пробираться среди валунов. Их было трое: двое — в одежде горцев, третий — в синем городском костюме.

Этторе и Пальмо, стоявшие около машины, выпрямились и смотрели на приближавшихся французов.

Когда те подошли ближе, стало видно, что у горожанина были раскосые китайские глаза, отвратительная, как будто налитая гноем, физиономия и длинные черные щедро набриллиантиненные волосы.

Этторе прищелкнул пальцами и сказал Пальмо:

— Спорим, что тот тип — итальянец?

— Мне тоже кажется, что он из наших, — ответил Пальмо. — Кто бы он мог быть?

— Посредник, наверно.

— Не нравится он мне, — заметил Пальмо. — Он, знаешь, из тех щеголей, у которых из кармашка всегда торчит расческа.

— Спорим, что в заднем кармане брюк у него есть еще и пистолет.

Двое французов были светловолосые и голубоглазые и показались Этторе больше похожими на немцев.

Все трое пошли в гостиницу, но на пороге горожанин обернулся и поглядел на Этторе и. Пальмо.

Тогда Этторе вынул из машины портфель с деньгами, велел Пальмо идти за собой и на ходу переложил пистолет так, чтобы в нужный момент его было удобно выхватить.

В ресторане гостиницы был только один старый официант, который стоял, облокотившись на стойку бара, и глядел в сторону круглого стола. Этторе слегка толкнул Пальмо в бок, тот отошел и встал между баром и круглым столом, возле которого стояли Бьянко и химик с одной стороны и трое приезжих — с другой.

Один из французов поставил на стол рюкзак и, не снимая рук с пряжек, смотрел на Бьянко. Тот обернулся к Этторе и приказал:

— Покажи им, что там есть!

Этторе открыл портфель и наклонил его в сторону французов. Горожанин потянулся через стол к портфелю, и глаза у него стали совсем как щелочки. Выпрямившись, он сказал французу, державшему рюкзак:

— Bien, ca suffit. D'ebouclez.[3]

Этторе повернулся и встал между химиком и горожанином.

Француз отстегнул пряжки и вытащил из рюкзака металлическую коробку, в каких обычно держат теннисные мячи. Фараон шумно вздохнул, француз поставил коробку посреди стола и, показав большой палец, заявил:

— Un kilo. De toute premi'ere qualit'e.

Горожанин открыл коробку и, протягивая ее Бьянко, перевел:

— Килограмм. Высшего качества.

Бьянко мельком взглянул на порошок и сказал Фараону:

— Посмотри ты.

Химик облизнул кончик указательного пальца, сунул его в порошок, вынул, высунул язык и положил на него палец. Все затаили дыхание. Химик пошлепал губами, улыбнулся и обратился к французам:

— Pas coca"ine[4].

Повернулся к Бьянко и, продолжая улыбаться, повторил:

— Это не кокаин. Это терпингидрат.

«Как спокоен, смел и сведущ этот Фараон», — думал Этторе, не сводя глаз с рук горожанина.

Оба француза густо покраснели. Они беззвучно пошевелили губами и повернулись к горожанину. Тот сказал:

— Произошла ошибка, синьоры. Извините. Жак спутал. Сегодня нам предстоит еще одна сделка с другими клиентами, прошу прощения. Vous vous ^etes tromp'e, Jacques. Les autres tout de suite.[5] Прошу нас извинить.

У него вдруг начал дергаться правый глаз.