— Нет, — сказала она.

Этторе еще сильнее сжал ей руку, рот у Ванды медленно раскрылся, и из него вырвалось очень долгое и совсем тихое «а-а-а!», как вздох.

— Ты будешь со мной, и нас будет только двое на всем свете. Ты будешь со мной — не важно, по любви или из страха: я могу заставить тебя испытать и то и другое. Будешь со мной и не раскаешься.

Она тихо напомнила:

— Руку, Этторе.

Он слегка приподнял ладонь, но руки ее не выпустил.

— Ты меня любишь? — спросила она.

— Пока ты мне нравишься, только нравишься, я не стану тебе врать. Но если ты останешься со мной, ты не пожалеешь.

Ванда чуть улыбнулась и ответила:

— А под конец окажусь с пустыми руками… — Ее переполняли грусть, нежность и желание жертвовать собою.

У него язык присох к гортани, и, с трудом им ворочая, хриплым голосом он ответил:

— Я — это не пустые руки.

Тогда она сказала:

— Хорошо, давай станцуем этот слоу.

* * *

Этторе вошел во двор, где играли в лапту, посмотреть на решающий удар. Вскоре игра кончилась, и державшие пари стали рассчитываться. Он поискал глазами Пальмо и вскоре нашел его. Тот, вытащив большую пачку тысячных бумажек, отсчитывал их человеку, стоявшему перед ним с протянутой рукой. Этторе пришел в ярость и мысленно обозвал его идиотом — только идиот способен держать напоказ такие деньги. Пусть лезет добровольно в петлю, если ему нравится, но с ним связаны другие люди, это не игра в бирюльки.

Этторе подошел к Пальмо, чтобы узнать о Бьянко:

— Ты, значит, ставил на красных?

— Сегодня у меня несчастливый день, — ответил Пальмо.

— Сколько ты проиграл?

— Пятнадцать тысяч, — ответил Пальмо равнодушно, — плевать мне на проигрыш. Тем более что я их быстро верну. Ты тоже можешь ставить и проигрывать, если тебе хочется.

Этторе отвел его в сторону.

Пойдем за колонну. Что задумал Бьянко?

Пальмо на него не смотрел, он не сводил глаз с площадки, где игроки готовились к новой партии.

— Ты знаешь кого-нибудь, кто разбирается в кокаине?

Этторе сразу же подумал о химике Фараоне, но лишь спросил:

— А что, будет дело с кокаином?

— Ты знаешь кого-нибудь, кто разбирается в кокаине? — повторил Пальмо.

— Об этом я скажу только Бьянко. Иди ставь по новой и проигрывай, идиот. Уже начинают.

Этторе вышел со двора и направился к месту встречи с Вандой. Она была уже там, он увидел ее издали, на ней было все то же платье, что и десять предыдущих воскресений, и он засопел от досады, готовый наброситься на нее за это. Но тут же подумал: «Это подло. Злиться на женщину лишь потому, что у нее мало платьев, — подло. Теперь, когда я разбогател, я мог бы дать ей денег, чтобы она оделась с головы до ног. Но лучше пока не рисковать — пусть все идет, как идет».

Когда он подошел к Ванде, она сказала ему:

— Ты красивый, Этторе. Я смотрела на тебя издали.

Он взял ее под руку и повел по улице, все время ощущая близость ее тела.

Она молчала, потом сказала, не поднимая глаз:

— Может, лучше тебе пойти на спортивную площадку или в кафе, чем гулять со Мной? Там тебе будет веселее.

— Почему ты так говоришь?

— Сегодня у нас ничего не выйдет: я нездорова.

Этторе слегка отстранился.

— Я так и знала, — сказала Ванда. — Иди куда тебе хочется, оставь меня здесь, я одна вернусь, не беспокойся.

Теперь Этторе сжимал ей руку еще сильнее прежнего.

— Ничего, — сказал он. — Думаешь, я не могу побыть с тобой, не притрагиваясь к тебе? Я люблю тебя, вбей себе это в голову. И мне приятно просто глядеть на тебя.

— Ты работаешь всю неделю, и в воскресенье тебе надо развлечься.

Он уже закипал, и Ванда от страха сбилась с шага.

— Я до того в тебя влюблена, что пугаюсь из-за малейшего пустяка.

— Я люблю тебя, — сказал он громко. — Иди и не заставляй меня больше повторять, что я тебя люблю.

Всю дорогу к реке Ванда чувствовала себя счастливой. Когда сквозь деревья замелькала вода, Этторе стал серьезным и спросил Ванду, помнит ли она, когда они были здесь в последний раз.

— Весной, — с готовностью ответила она. — Разве ты не помнишь?

— Нет.

— Правда?

— Я же сказал: нет.

— Ты разве не помнишь, как мы пришли сюда в субботу вечером и устроились на самом краю обрыва, чуть двинешься посильнее — и свалишься в воду. Не знаю, что тебе пришло в голову, только ты сказал: «Пусть все души утопленников видят нашу любовь». Я испугалась и убежала, а ты догнал меня и… побил.