Учение Каббалы способно объяснить весь мир, включая духовную его часть, и объяснить вопросы, порождаемые прихотливым умом, но не всеобъемлюще. Исходя из мировой книги, в которой уже написано все случившееся и еще предстоящее, Каббала признает предопределенность качеств каждой человеческой души, лишая тем самым свободы воли и права выбора, а Зогар утверждает: "В момент, когда души собираются покинуть свое небесное отечество, каждая душа предстает перед Верховным Царем, облаченная в возвышенную форму, на которой начертаны те качества, в которых она должна проявиться здесь, внизу. Когда человек появился, все было завершено - и мир высший и мир низший, ибо все подытоживается в человеке: он объединяет все формы", что означает совершенство человека, как божественного творения, и бессмысленность трудов в поисках иного совершенства, кроме того, что уже заложено в его природе, что, безусловно, не так и примеров тому неисчислимо является. Противоречие же сокрыто и в самих словах Каббалы: "Человек есть Вселенная, но Вселенная не есть он".

И многие времена я удивлялся и восхищался логикой учения Каббалы, которая позволяет исчислить будущее и видеть его так ясно, как будто все уже случилось, и не мог уразуметь, отчего прописанные в ней правила не управляют миром единообразно, ведь у иудеев и у соседствующих с ними арабов, египтян или халдеев все происходит по-разному, воплощаясь, по большей части, в избиение евреев теми или иными супостатами, чему иудейские начальник многое способствование сами производят, и утвердился во мнении своем о том, что все каббалистические правила и руководства отнюдь не универсалистическим характером обладают, ибо возложены они на еврейский алфавит и к нему яко железными скрепами прикреплены, что означает в моем переложении - будучи соотнесены с любой другою письменностью, смысл они глубинный свой полностью утрачивают при всей красоте и результата не производят.

И видел я красоту и изящество, и удивительную мудрость учения того, и познал его глубину и мудрость, и усомнился во множестве открывшихся мне тайн, и не сыскал истины в том. И я искал тайну сокрытую, и в том преуспел, однако не достиг ее, пока один из знающих людей земли той не открыл мне - бойся поверить в тайну на земле больше прочего всего, потому что нет тайны, хранимой людьми, эти люди охраняют пустые сокровища; ищи тайну в себе, а не вне себя. И познал я, что нет способности открытия всеобщей истины в тех краях, а учения их, хотя и глубоки и увлекательны, лишь малую часть того, что зовем мы нашей реальностью, изобразить способны, по большей же части искажают ее, как толстое венецианское стекло, в окно вставленное, изменяет и приукрашивает то, что за окном, и в том природа его, которую не изменить. И вышел я из пределов земли той, и пошел далее искать тайну, в которой истина.

И довелось мне, перейдя через весьма суровую пустыню вдоль брегов моря, именуемого Красным, где населяющие племена свирепы не по природе своей, а питаемы в жестокости своея крайнею нуждою, которую они вынуждены претерпевать во всякое время, вступить в пределы Византийские, где распространена вера в страдающего за весь род человеческий божьего сына, причем сопровождающая сие обрядность отличается особенным узорочьем и красочностью, что, однако, не имеет силы сокрыть противоречивость и неубедительность основных постулатов самого учения, выдаваемого за единственно верное знание. Воистину, прокламируя триединое божество и неисчислимый сонм могущественных чудотворных личностей, они мнят отрицать многобожие, кое во многих иных верованиях не является предметом обсуждения и даже поощряется, ибо тем самым объясняется бесконечное многообразие влияния сверхъестественных сил на различные части людского бытия, и если всевышнее провидение и в самом деле представляется одной всеобщею и всеобъемлющей силою, то для упорядочивания знания и некоего приближения к прояснению истинного и в тщете уместить бесконечное в ограниченном человеческом разуме каждое из направлений применения этой универсальной силы озаглавлено отдельным именем, и ничего плохого нет в том, что эти проявления силы обозначены именами различных божеств или святых, ибо такова природа человека. В том же соборе, что в граде Константинополе выстроен и занимает множество помещений и изрядное пространство, на многих досках изображены многие и многие святые, каждый из которых способен к чудотворению, то есть властен над тем или иным силы сверхъестественной проявлением, что означает их несомненно божественную природу, что, однако, с амвона опровергается и, невзирая на противоречивость, утверждается наличие единого бога, который не превыше остальных, а просто един, и это заблуждение откровенно абсурдирует против демонстрируемого, впрочем, в споры и диспуты я там не вступал ни в какие.

Там же, углубляясь в противоречиях, в качестве непреложного доказательства существования единого бога, рассказывают трогательную и трагическую историю о Христе, который в одно и то же время и божий сын, и сам бог, и сын человеческий, и искупитель грехов человеческих, за которые карают его те же самые люди, что он спасает. Что есть от бога в нем?
– боги или, высказываясь фигуральнее и, в данном случае, чем более отвлеченно, тем вернее, высшие силы, или универсальный закон, или всеобщая связь явлений, или континуум - не проявляют к человеку ни особой доброты, ни особенного зла, и относятся к нему скорее всего индифферентно и безразлично, ибо в расчетах вселенских частная людская судьба есть исчезающе незаметная величина, весьма близкая к ничего не значащей, так что движущая сила, ниспровергающая эпохи и царства, просто не замечает мириады уничтоженных или перемещенных в другие реальности личностей, ибо они лишь пылинки в жерновах ее. Полагать же, что универсальная высшая сила отчего-то решила исцелить и улучшить человечество, пожертвовав частью собственной субстанции и духовной энергии, образовав именно для того дитя во чреве матери без соответственного акта зачатия, есть доверчивая наивность, в кою верить способно лишь тому, кто сам рад обмануться, однако же способы добиться такого знают многие искушенные в искусствах врачевания и магических практиках, и сверхъестественными их отнюдь не полагают.

Многоцветие обряда и золотое изобилие, а также во множестве воскуряемые фимиам и ладан не заслонили от пытливого взора моего целого ряда несообразностей, возводимых в разряд чудес и божественного проявления заинтересованными, как я полагаю, людьми, служащими отправителями культа, и не укрылось от меня их сребролюбие - ибо прегрешение там возможно искупить не духовными трудами и покаянным поведением своим, а приобретая его за деньги, что считается не только возможным и допустимым, но также и поощряемым, и вопрос духовного прощения впрямую зависит лишь от произвольно назначаемой цены за прегрешение, выражаемой в количестве злата и серебра, что никак нельзя отнести к духовной части, которую призвано воспитывать учение. Так, стало доподлинно известно мне, что за повсеместно осуждаемый грех смертоубийства достаточно выкупного подношения, равного стоимости скотины, после внесения которого убийца объявляется прощенным и не имеющим прегрешений, а множество же свершенных убийств, в том числе и поощренных похотью или вдохновленных возможным извлечением корысти, размер воздаяния имеет свойство повышаться, так что он может составлять даже и стоимость здания самого храма, который основывается как бы на крови невинных жертв, однако же считается искренним раскаянием и вознаграждается полным отпущением грехов. Более того, довелось лицезреть мне некую храмовую утварь, потиры, купели и колокола, на которых письменно подтверждалось, что оная вещь вложена в храм таким-то попечителем с указанием имен греховодников, катов, разбойников и убийц, что явственно свидетельствует о лишении князей сей церкви понимания о добре и зле и допустимости воздаяния.

Особенным же образом обратилось мое внимание на основополагающее звено сего учения, которое по неизвестной причине утверждает, что в этой жизни на земле человеку ничего искать не предстоит, ибо она есть краткая и преходящая, и не заслуживающая усилий для ее улучшения и преодоления, а как бы необходимой и почти бессмысленной ступенью к вечной жизни после смерти, чем смысл собственно жизни отрицается, а благодетельной объявляется такое времяпровождение, при котором ничего из установлений безгрешности не нарушается, проще же говоря, предлагается полным жизненных соков и побуждений людям ничего не делая ожидать смерти, в чем якобы и есть смысл жизни, что уже представляется абсолютом несообразности, впрочем, даже многие радетели сего учения мое мнение разделяют, ибо жизнь есть здесь и сейчас, а оттуда, с обратной стороны бытия, еще никто не возвратился и в пользу того не благовествовал.

Тако же весьма странным и удивительным представилось мне утверждение в изначальной виновности человека пред лицем божиим, что выводилось из первородного греха первочеловека Адама с женщинами его - Лилит и Евою, отчего каждый последователь веры сей вынужден был, аки дитя неразумное и напакостившее, исходить из собственной постулируемой извечной греховности и был поставлен в необходимость выпрашивать некоего прощения у божества, кое вначале сотворило его и наделило жизнью и сопутствующими тому сомнениями и несовершенствовами что тела, что и души, потом предоставило в пределах досягаемости его соблазна предмет, да еще и объяснило возможность вкушения его, а затем, таким способом соблазнив, надругалось над ним и лишило поддержки своей, а как не погиб человек и умножился многократно вопреки воле бога и злонамерению его свести под корень род людской, укрепился в храбрости и сомнения в сверхъестественной природе бога умножил, так потребовал тот в сознании неизвестной и постоянной виновности пред ним пребывать, да еще и покаяние возносить, где грехам причисляется все, разве что кроме дыхания самого: