Но я едва слышала его слова за путаницей образов: изуродованное тело Клэр, прибитое к стене; зола от дома Беддоров, которая покрыла снег, словно клочья теней; улыбка Аттора, когда он толкал меня, пока я шла по каменным залам Подгорья –

— Как и сказала моя леди, — протянул Рис, — она не должна объясняться с тобой.

Берон откинулся на своем стуле.

— Тогда, полагаю, мне тоже не нужно объяснять свои мотивы.

Рис выгнул бровь.

— Оставь свое ошеломляющее великодушие в стороне, будешь ли ты присоединяться к нашим силам?

— Я все еще не решил.

Эрис зашел так далеко, что посмотрел на отца взглядом, граничащим с упреком. Я не могла сказать, сделал он это из-за искренней тревоги или из-за того, что отказ может значить для нашего собственного тайного союза.

— Армиям нужно время на подготовку, — сказал Кассиан. — Вы не можете позволить себе роскошь просиживания своих задниц. Вам нужно уже сейчас собирать своих воинов.

Берон лишь усмехнулся.

— Я не слушаюсь приказов бастарда, рожденного шлюхой-низшей фейри.

Мое сердцебиение было настолько диким, что я могла слышать его в каждом уголке своего тела, чувствовала пульс в руках, в животе. Но это было ничто по сравнению с гневом на лице Кассиана — или ледяной яростью на лице Азриэля и Риса. И отвращением на лице Мор.

— Этот бастард, — сказала Нэста с абсолютной холодностью, хотя ее глаза запылали, — может стать единственным, кто будет стоять на пути войск Хайберна к твоим людям.

Она почти не смотрела на Кассиана, говоря это. Но он впился в нее взглядом — будто никогда раньше ее не видел.

Этот аргумент был бессмысленным. И меня не волновало, кто они или кем была я, когда сказала Берону:

— Убирайся, если не собираешься быть полезным.

Эрис благоразумно сидел с обеспокоенным видом. Но Берон продолжал игнорировать пристальный взгляд своего сына и зашипел на меня:

— Ты знала, что, пока твой мейт согревал постель Амаранты, большинство наших людей были заперты под той горой?

Я не соизволила ответить на его вопрос.

— Ты знала, что, пока его голова была между ее ног, большинство из нас сражались, чтобы наши семьи окончательно не стали ночными развлечениями?

Я попыталась выбросить эти образы из своей головы. Ослепительная ярость от того, что было сделано, что он делал, чтобы отвлекать Амаранту — секреты, которые он все еще скрывал из-за стыда или из-за нежелания делиться ими. Кассиан теперь дрожал, сдерживая себя. И Рис ничего не сказал.

Тарквин пробормотал:

— Этого достаточно, Берон.

Тарквин, который догадывался о жертве Рисанда, о его мотивах.

Берон проигнорировал его.

— И теперь Рисанд хочет сыграть героя. Шлюха Амаранты станет Истребителем Хайберна. Но если дело примет плохой оборот... — жестокая, холодная улыбка. — Встанет ли он на колени перед Хайберном? Или просто высунет свой –

Я перестала слышать слова. Перестала слышать все, кроме стука своего сердца и своего дыхания.

Пламя вырвалось из меня.

Яростное, раскаленное пламя, которое со взрывом полетело в Берона, как копье.

ГЛАВА

46

Берон едва успел выставить щит, чтобы заблокировать мой удар, но пламя опалило руку Эриса — прямо через одежду. И бледную, милую руку матери Люсьена.

Остальные закричали, вскакивая на ноги, но я не могла думать, не могла слышать ничего, кроме слов Эриса, видеть эти моменты в Подгорье, свой ночной кошмар о том, как Амаранта ведет Риса через зал, испытания, что пришлось вынести Рису –

Фейра.

Я проигнорировала это слово, поднимаясь на ноги. И послала волну воды из пруда, чтобы окружить Берона и его стул. Создать пузырь без воздуха внутри.

Пламя врезалось в него, превращая воду в пар, но я надавила сильнее.

Я убью его. Убью его и с удовольствием покончу с этим.

Фейра.

Я не могла сказать, кричит ли это Рисанд или шепчет по связи. Возможно, и то, и другое.

Стена огня Берона врезалась в мою воду достаточно сильно, чтобы образовалась рябь, а пар зашипел, испаряясь.

Поэтому я обнажила зубы, посылая белый свет из кулака, пробивая его огненный щит — белый свет Дня. Разрушитель Заклинаний. Очищающий Барьеры.

Глаза Берона расширились, когда его щиты начали становиться тоньше. Когда вода начала прорываться сквозь него.

Потом на моем лице были ладони. И передо мной появились фиолетовые глаза, спокойные и все же настойчивые.

— Ты доказала свою точку зрения, моя любовь, — сказал Рис. — Убей его, и ужасный Эрис займет его место.

Тогда я убью их всех.