— Что он сделал с ней?

— То же самое, что делает и сейчас, — Гелион махнул рукой. – Унижал, оставлял синяки там, где никто, кроме него, не увидит.

Я сжала зубы.

— Если ты был ее любовником, так почему не остановил его?

Не стоило этого спрашивать. Это было неуместно, судя по темной ярости, промелькнувшей на лице Гелиона.

— Берон – Высший Лорд, и она – его жена, мать его детей. Она решила остаться. Решила. И со всеми протоколами и правилами, Леди, ты обнаружила бы, что в большинстве ситуаций, как эта, все заканчивается плохо для того, кто вмешивается.

Я не отступила, не извинилась.

— Ты едва взглянул на нее сегодня.

— У нас были более важные дела.

— Берон никогда не обвинял тебя в этом?

— Публичное признание означало бы, что его имущество опозорило его самого. Так мы и продолжаем наш маленький танец на протяжении столетий.

Я почему-то засомневалась, что ,со всем его обаянием и неуважением, Гелион считал это танцем.

Но, если все закончилось столетия назад, и она никогда больше его не видела, позволяя Берону относиться к ней так отвратительно...

После всего того, что ты только что узнала, сказал Рис, тебе лучше выглядеть менее шокированной.

Я выдавила улыбку на своем лице.

— Вы, Высшие Лорды, так любите все драматизировать.

Улыбка на губах Гелиона не коснулась его глаз. Но Рис спросил:

— В своих библиотеках ты когда-нибудь сталкивался с упоминаниями о способе починить стену?

Гелион начал расспрашивать, почему мы хотели об этом знать, что Хайберн делал с Котлом... и Рис легко и непринужденно отвечал ему.

Пока мы говорили, я сказала через связь, Гелион — отец Люсьена.

Рис замолчал. Затем –

Святое адское пламя.

Его шок был как падающая звезда между нами.

Я осмотрела комнату, еле заметно взглянув на думающего о стене и ее восстановлении Гелиона, затем на мгновение осмелилась изучить Высшего Лорда. Посмотри на него. Тот же нос и улыбка. Голос. Кожа Люсьена темнее кожи его братьев. Золотисто-коричневая по сравнению с их бледностью.

И это объясняет, почему отец и братья его так ненавидят — почему они его мучают всю его жизнь.

Мое сердце сжалось. И почему Эрис не хотел его смерти. Он не представляет угрозы для власти Эриса — и его трона. Я сглотнула. Гелион понятия не имеет, так ведь?

Похоже, нет.

Любимый сын Леди Осени – не только из-за доброты Люсьена. Но из-за того, что он был ребенком, о котором она мечтала... от мужчины, которого она любила.

Берон, должно быть, узнал о романе, когда она уже была беременна Люсьеном.

Наверное, он догадывался, но не мог этого доказать — не тогда, когда она спала и с ним тоже. Отвращение Риса ощущалось и у меня во рту. Я не сомневаюсь, что Берон раздумывал, убивать ли ее за это предательство даже спустя годы. Когда была возможность, что Люсьен его сын ... этого было достаточно, чтобы он засомневался, кто же отец ребенка.

У меня не укладывалось это в голове. Люсьен — сын не Берона, а Гелиона. Тем не менее, его сила — огонь. Они подумали, что титул Берона может перейти к нему.

Семья его матери сильна — вот почему Берон хотел невесту из их родословной. У нее мог быть дар.

Ты никогда думал об этом?

Ни разу. Жаль, что я даже не задумывался.

Что это может значить?

Ничего — в итоге ничего. За исключением того факта, что Люсьен может быть единственным наследником Гелиона.

И это... ничего бы не изменило в это войне. Особенно для Люсьена на континенте, охотящегося на заколдованную королеву. Жар-птица... и владыка огня. Я задумалась, нашли ли они уже друг друга.

Дверь в фойе комнаты открылась и закрылась, и я напряглась при появлении Нэсты. Гелион остановил свое обсуждение стены и осторожно посмотрел на нее, как делал это раньше.

Заклинатель. Это был его титул.

Она оглядела его своим обычным презрительным взглядом.

Но Гелион поклонился ей так же, как и мне ранее – однако его улыбка была чувственной, из-за чего мое сердце слегка ускорило свой ритм. Неудивительно, что у Леди Осени не было шансов.