Жизнь и воспитание, вернее, перевоспитание в колонии каким-то странным образом подействовали на Шнура. Стремление жить честно, к коему призывали воспитатели и надзиратели, очень быстро отступило перед другим воспитанием, гласившим, что в этой стране честно нормальных денег не заработаешь, да и авторитет, впрочем, тоже. Особенно человеку с клеймом. А раз так, то чего, спрашивается, пуп рвать. Есть много других способов для вполне себе нормального существования. Да и много ли Шнуру вообще-то нужно? В принципе, не так уж и много.

Вот так и окрепла дружба Шнура и Гури, основанная на, в общем-то, схожих ценностях. Вот так и полетели дни, месяцы, годы беззаботной, а потому вполне нормальной, по их мнению, жизни.

И теперь вот в эту самую дружбу, в эту самую жизнь, словно клин в дубовое полено, все глубже и глубже впивается и впивается какой-то чужак. Да мало того, что впивается, начинает потихоньку разрывать полено на две части. Разрывать бесцеремонно, нагло, можно сказать, по-живому, вроде и не замечая Шнура.

«Да кто он такой, этот Амбал? – иногда подтачивал сознание Шнура червь обиды. – Я даже не знаю, откуда он взялся, где живет, даже как его зовут по-настоящему».

Однако обида подступала и отступала, и Шнур снова возвращался к мысли, что, в общем-то, то, что поручалось ему, когда они шли на «дело», все-таки делать было попроще и не так рискованно, как Гуре и особенно Амбалу. Именно это обстоятельство Шнура вполне устраивало и останавливало, когда ему вдруг очень хотелось справедливости в отношениях с приятелями.

– Короче, Гуря. Ружье нужно достать тихо. Рисковать, конечно, не надо, – продолжал Амбал, уже не отвлекаясь и четко видя порядок дальнейших действий.

– Не боись, – самоуверенно ответил Гуря. – Я уже даже знаю, где ружьецо возьму, – он замешкался. – Только как же с ним? Оно же длинное?

Амбал засмеялся:

– Обрез сделать сможешь?

– А-а-а-а! – хлопнул Гуря себя по лбу. – Понял! Дошло на третьи сутки.

– Ну вот и отлично.

Все замолчали: вроде, тема исчерпана. Однако Шнур, пытаясь быть равноправным членом обсуждения и хоть как-то подняться в глазах главаря, вдруг громко выпалил:

– А у меня граната есть!

Амбал удивленно посмотрел на него. Шнур заметался, соображая, не сморозил ли какую-нибудь очередную глупость, и намереваясь получше объяснить свое предложение. Вроде как оправдываясь, он добавил:

– Она, правда, не настоящая. Я ее еще в школе когда-то спер и на чердаке спрятал.

Вожак, все еще не стерев с лица удивление, молча смотрел на него. Он думал, видимо, что-то рассчитывал, что еще больше привело в замешательство Шнура, выдавшего последний, но, на его взгляд, решающий аргумент:

– Ну и что, что не настоящая: для острастки всегда сгодится. Я только сейчас о ней и вспомнил.

Амбал так же внезапно вышел из раздумий, как и вошел в них, улыбнулся и, довольно чувствительно тыкнув крепким пальцем Шнуру в грудь, произнес:

– Вот это хорошее… рацпредложение. Покажешь.

Они готовились к нападению на кафе больше месяца: с одной стороны, пытаясь выверить каждое свое действие, с другой – ожидая прихода весны, когда растает снег, по которому, понятное дело, далеко не убежишь.

Весна пришла, можно сказать, вовремя, точно по календарю. Два дня подряд погода благоприятствовала им, как бы помогая совершить задуманное: шел дождь, на улицах и в парке было малолюдно. И они было уже решились. Но прошлой ночью вмешались совершенно не предвиденные обстоятельства: в кафе чуть не до утра гуляли свадьбу, а значит, в кассе никакого выторга не было и быть не могло: деньги от организаторов свадьбы хозяин кафе наверняка уже давно получил, посчитал, связал резинкой и вряд ли хранил в своем заведении.

Алексей познакомился с Даниилом на вокзале в Новограде. До поезда, на котором их, как, собственно, и других новобранцев этого призыва должны были везти дальше, было еще добрых часа два, и будущие рекруты каждый по-своему убивали время: слонялись взад-вперед, то выходя на улицу покурить, то крутясь возле буфета, то в который раз, задрав кверху головы, изучая расписание поездов. Молодой лейтенант и два сержанта, сопровождавшие призывников из областного центра до места назначения, как-то не особо налегали на дисциплину, не держали молодых в куче, давая им определенную свободу, разве что предупредили, чтоб никто не покидал пределов вокзала да, не дай Бог, вздумал употреблять спиртное.