– А вы не рассердитесь? Не будете наказывать моих родителей?

– Поверь, Сатти, наказывать я никого не собираюсь, – закашлялся я, мне никак не удавалось избавиться от того комка.

– Вы такой хороший, господин, – засмеялась девушка. – Хотите, я еще раз с вами?

– Нет, сегодня больше не хочу, – ответил я. – Заболел, наверное. Ты ступай к себе, не хочу тебя заразить.

Девушка обеспокоилась:

– Правда? Может, мне вина принести, с пряностями? Оно вам быстро поможет.

– Нет, Сатти, все нормально, иди к себе, завтра все будет хорошо, – снова закашлялся я.

– Ну ладно, – серьезно ответила девушка. – Вы правда не сердитесь, господин?

– Иди уже, – едва не рявкнул я на нее, ком в горле стал непереносимым.

Девушка вылетела из постели и, быстро одевшись, выбежала из комнаты. Встав, я закрыл за ней дверь на засов и упал в кровать – проклятый комок вырвался из меня вместе с потоками слез. Было невыносимо стыдно и больно узнать, что девушка, к которой я так привязался, спала со мной только из-за боязни, что я наврежу ее родителям. Уязвленная гордость и растоптанное самолюбие выливались из меня наружу с каждой слезой. Когда слезы закончились, я перевернулся на спину и понял, что сегодня уже не засну.

Одевшись, я вышел из замка и легким шагом побежал по четвертой, самой сложной полосе препятствий. Странно, но первый круг я преодолел так легко, словно бежал по первой полосе, препятствий я просто не замечал, хотя бежал почти в полной темноте. Я механически переставлял ноги, внутренне убеждая себя, что с каждым кругом буду забывать кусочек из того, что было у меня с Сатти. Настраивая себя, я бегал и бегал и через какое-то время действительно начал чувствовать себя лучше. Обрадовавшись, я еще более ускорил бег.

Я пробегал всю ночь, не останавливаясь ни на минуту, и только под утро ушел к себе, едва успев сполоснуться в ручье. Раздевшись, я рухнул в кровать и сразу уснул.

Меня разбудил толчок в плечо. Открыв глаза, я увидел стоящего рядом с кроватью нубийца, который внимательно на меня смотрел.

– Неважно выглядишь, Макс, – сказал он. – Что-то случилось?

– Все нормально, Рон, – отозвался я, – все просто отлично.

– Ну, если отлично, тогда нечего разлеживаться, беги десять разминочных по четвертой, – пожал плечами нубиец. – Подожди, может, ты заболел? Ведь уже пару месяцев сам встаешь, без напоминаний. Я даже удивился, не увидев тебя на полосе.

Я встал, машинально оделся, вышел из замка и начал бег. Мыслей не было совсем, никаких, я машинально, как и ночью, продолжал двигаться по полосе, просто автоматически считая круги.

«Десять», – тикнул счетчик внутри меня, и я, добежав до ворот, наткнулся на Рона.

– Десять, учитель, – спокойно сказал я.

Нубиец посмотрел на меня, прислушался к спокойному, не сбившемуся дыханию, потом положил мне на лоб широкую ладонь и сказал:

– Не нравишься ты мне сегодня. Знаешь, иди отдохни денек. Завтра продолжим в это же время.

С этими словами, удивившими меня больше, чем если бы передо мной упал мешок с золотом, Рон ушел на кухню. Я последовал за ним и позвал Марту. Кухарка с некоторых пор меня боготворила, поэтому всегда немедленно являлась на мой зов или выполняла просьбы.

– Да, господин? – поклонилась она мне.

– Марта, пожалуйста, рассчитай сегодня Сатти, она возвращается в деревню, – вроде бы спокойно произнес я, – и дай ей от меня пять кесариев как подарок на свадьбу.

Марта недоуменно на меня посмотрела – с чего это вдруг я разбрасываюсь такими деньгами? – но, уловив что-то в моем взгляде, закрыла рот и поклонилась:

– Как скажете, хозяин. Найти вам новую служанку?

– Нет, пока не надо. – Я с трудом сдержал крик.

После произошедшего у меня не хватило бы сил видеть рядом с собой другую хорошенькую девушку.

Марта еще раз поклонилась и ушла. Я вошел к себе в комнату и заперся на засов: делать ничего не хотелось, я просто лежал и смотрел в потолок. За весь день ко мне никто не заглянул.

Следующим утром я хотел остаться в кровати, но снова, как в первый день занятий, был скинут своим учителем на пол и выбит во двор палкой.

К вечеру мне значительно полегчало, и я даже стал улыбаться на шутки Рона, который весь день старательно изображал из себя клоуна, что вообще-то было не в характере строгого во время занятий нубийца. Когда он сдал меня Дарину, мне уже было значительно лучше, и когда я услышал, как гном за работой едва слышно поет себе в бороду какой-то мотив, попросил гнома спеть что-нибудь для меня.

– Спой, пожалуйста, Дарин, всегда хотел послушать песни гномов.

Удивленный гном сначала молчал, а потом тихо запел, но с каждым куплетом и ударом молота его голос становился все тверже, четче и громче. Я удивился: Дарин пел практически речитативом Высоцкого.