– Ты, Пестушка, не хмурься, не надо! Злато на себе крови и обмана не имеет! – начала объяснять женщина. – Это наследная монета от деда сына моего. Синдина монета это, по завету умершего! Не побрезгуй...

Пест вздохнул и отодвинул от себя золотую монету, проговорив:

– Нет моего дела на золотую монету.

– Да как же нету? – женщина глянула на пальцы, которые валялись на столе, а потом на Песта. – Снова, поди, вырастут?

– Не вырастут, но моего дела тут было на серебрушку! – более настойчиво ответил Пест.

– Не гневайся, Пестушка, только где ж я серебрушку возьму? – женщина смутилась. – У меня только златая монета...

Женщина сначала растерянно замолчала, а потом принялась тараторить:

– А ты возьми золотую! Мы как на ноги встанем, так у тебя монету-то и выкупим! А коли не выкупим, так делом отработаем...

– Нельзя мне златую монету, – оборвал ее кудахтанье Пест.

– Как нельзя?

– Отца завет...

– Так надо слова его спросить! – попыталась вмешаться женщина, но Пест закончил свои слова.

– ...последний тот завет был, – закончил Пест.

Женщина тут же притихла, словно мужик по столу кулаком стукнул. Пест же продолжил.

– Коли нет у тебя серебрушки, то делом отплатишь. Харчи варить умеешь?

– Умею! Я такие харчи варить умею, что к нам в горницу пол села ходоками были в обед! – Песту показалось, что при этих словах женщина приосанилась и расправила плечи, явно показывая, что готовить она умеет. – Я тебе таких харчей наварю, в жизни таких не едал!

– Мне-то что? – с ухмылкой ответил Пест. – Я молоком обойдусь да хлебом! Ты вот попробуй этого научить! Звать его Дакритом. Дворовый он...

Тут Пест указал на старичка, который скрипел от злости зубами, но никак не мог сделать хоть мало-мальски приличный лапоть. В очередной раз сплюнув, Дакрит кинул под лавку свою поделку и взялся за новый.

– Юродивый? – спросила женщина.

– Нет. Пришлый он, в городе всю жизнь работал. Нынче в род принят, но не мужиком, а дворовым. Ты не смотри, что он одет скупо. Он грамоте ученый и еще премудростям всяким.

Женщина еще раз осмотрела Дакрита и, вздохнув, кивнула.

– Вот и ладно! – улыбнулся Пест и добавил. – Ты, Митрофана, мальца на двор гони. Есть у меня слово для твоего уха, но не его.

Мать взглянула на парня и мотнула головой в сторону выхода. Синдин молча поднялся и вышел.

– Сын прямой? Не названый? В роду рыжий волос был у кого? – спросил Пест, глядя на закрывшуюся за парнем дверь.

– Синдин – родная кровь, а в роду у меня рыжего волоса не было, – мать ненадолго замолчала и добавила. – За рыжий волос у отца разговора тоже не было. Когда лихоманка мужа прижимать стала, рассказал он мне, что к Аккилуре ездил и ответ с нее требовал. Мол, его ли кровь, ежели в роду рыжих не было.

– А малец сам-то как? – начал выспрашивать Пест. – Омут тихий, аль кострище?

– Кострище... – кивнула Митрофана. – Спасу нет, как злобой пыхтит, стоит только упрекнуть его. Но зла держать не умеет, выгорает быстро. С делом так же. На подъем легок, а как довести до конца, али дело нудное и долгое – не усиживает...

– А не вытворял он ничего? Так, чтобы руками не сотворить?

Мать пожала плечами, давая понять, что ничего подобного не замечала. Пест покивал своим мыслям и произнес, глядя ей прямо в глаза.

– Не от рода и крови волос его рыжий. И на месте он не сидит не потому, что юродивый, – Пест вздохнул, словно извиняясь. – Это след от того, что силою мажеской меченый он. Сила та – огонь.

– Зело плохо сие? – спросила обеспокоенно мать.

– Тут надо его смотреть. Ежели есть в нем сила, которой маги ворожат – надобно учить его. Иначе беда будет. Огонь – не шутка. А ну как обиду затаит лютую, и полыхнет село?

– А ежели нет? – уточнила Митрофана.

– А коли нет, то и спроса нет, но сила мажеская просто так младенчиков в утробе редко лапает.

Митрофана уставилась в одну точку и принялась бормотать негромким и спокойным голосом.

– Я ж все для него! Все... Я ж готова была в огонь и в воду, лишь бы мужики признали наши... – Митрофана сидела как пришибленная. – А он ворожбой мажеской меченый... Как же ему теперь? Кто его в ученье возьмёт?

– Я возьму, но ему вперед грамоте учиться надобно, да делу, какое сможет освоить. Умений ему лишних не будет, – Пест задумчиво посмотрел на столешницу и почему-то начал ее поглаживать. – Пока мальчонка растет, я сам мажеской волшбе учиться буду. В наших землях лишнего люда, волшбой владеющего, быть не может. А старшому села вашего от меня слово передай: "Сей малец – ученик мой. За него я спрошу, я же и ответ держать буду".