Ответь из своего, теперь и мне близкого далека: стоит в конце жизни менять позицию в вопросе «что излагать»?

Или позволить разгуляться моим и бесовским фантазиям? Придушить внутреннюю дисциплину, коя в народе зовётся «осторожностью», а придушив — удариться в литературный загул верному ученику твоему!? Или продолжать, как и прежде, удерживать от разгула левой рукой правую? Не стучать кнопками клавиатуры и не писать всё, что хочу?

— Я наместник учителя в этом мире и дозволяю стучать всё, что вздумаешь, не сцеплять пальцы в бездействии, не сдерживать левой рукой правую, и не размахивать без нужды. Помни: времена «голосования простым поднятием рук» окончились…

— …полной жопой…

— … а до волеизъявления поднятием рук было хорошим, а после сигнализации руками превращалось в дерьмо…

— Итог?

— Держать руки по швам!

— Чем и заняты основное время жития. Заканчиваю проживание в видимом мире, но, думая о будущем мире задам вопрос: гарантируешь встречу с преподавателем русского языка и литературы в конечном месте пребывания — У ваших тюрем есть место, вроде столичной «тишины», а там нет конечного места пребывания. Устрою, но могу этого и не делать: ваши души встретятся без моих стараний.

— Не хочу уподобляться первым лицам государства вышедшим на покой.

— Чего так?

— Первые лица государства, прежде безликие, выйдя на покой, как правило, начинают писать мемуары, в чём вижу угрозу нашему дуэту: одинаковое занятие, мемуарствуем. Тебе безразлично, но мою ауру портит сходство занятий.

— Мемуары — знаковая отметина первых лиц государства.

— Не только, желанием удивить и поразить мир высокими подвигами и деяниями страдают и пятые лица, их ещё «седьмой водой на киселе» называют. Интерес читающей публики к сочинениям когда-то первого лица выше, чем к повествованиям «кисельных товарищей». Как-то один из мемуаристов на вопрос въедливого корреспондента «вы не пишите мемуары?» ответил:

— Пописываю! — учитель, выясни, кто обучал русскому языку экса? Ясно, что не ты, но кто, имя злодея?

Лишите всего, но оставьте родной и любимый язык — и тогда богаче меня в целом мире никого не будет!

Обопритесь голосом в понятном, нужном и необходимом слове «пИсать» на первую гласную — и придёт облегчение телу по завершении физиологического акта, подчеркните вторую гласную — без задержек и сомнении «смогу не смогу» посетит желание знакомыми словами выразить мысли и чувства о процессе выделения мочи. Чего больше тогда желал экс остаётся тайной.

Эксом чего-либо не являюсь, а потому не могу пИсать тем, чем писает он, наша моча разная, моча экса в разы калорийнее. Не стану пописывать и по другой причине: русскому языку обучил редкий преподаватель, самородок.

Не «учил» и не «научАл», не «проучил», и не «вгонял ума в задние ворота», не учинял выволочку с проволочкой и иную порчу телес школярных за нерадение в науках, но преподавал. Давал, дарил…

— Он давал, ты брал, и потому-то в пику пописывающему эксу наши записи следует назвать как-то иначе, но не мемуарами..

— «Оправдательными документами прошлого» сойдёт?

— Не совсем, нужду в оправдании прошлого испытывает малая часть совецких людей. Трудность момента: служившие врагам совецкие люди автоматически теряли звание «совецких». Как падших упоминать?

— Прямо и открыто. В оправданиях нуждаются виноватые, «правым» нет нужды оправдываться. Кто у вас всегда виноват?

— Всегда и во всём виноваты «отцы-командиры», «верха», то есть. Не знаем наших руководителей, поэтому поминаем тремя литерами «они». Применяем «они» без уточнения, кто такие «они»? Англичане, французы, немцы с итальянцами? На «житие свое» жалуемся с наслаждением.

— Но в последнее время «правые и виноватые» поменялись местами, и чем дальше отдаляется «прекрасное прошлое» — тем чаще будет происходить смена позиций. Кто первым занялся пересмотром вашего военного прошлого?

— Граждане Прибалтийских стран настолько разобиделись, что в пику победителям с востока установили памятники иной окраски. Ага, погибшим родичам, выяснявшим «кто прав» и дивизии «ваффен SS! Мало того: шествия устраивают, о себе напоминают:

— Мы пока живы!

— Что с ними делать, чем и как вразумлять?

— Ничем и никак вразумить не получится, вразумление по старому образцу явится началом новой, войны, всё едино, как спичка стогу соломы. Древняя война кончилась в сорок пятом двадцатого века прекращением стрельбы из всех видов оружия, а в сознании воевавших война не окончилась, вот её-то продолжение видим и ныне. Одни, полные праведного гнева кричат:

— Мы избавили мир от коричневой чумы! — а им отвечают:

— И поменяли на «красную заразу»! — двадцатый век прошёл, но оставил много веселья.