Во времена юности почиталась и была в ходу древняя жизненная позиция с названием «дурак себе на уме» с объяснением позиции: моя хата с краю, и нет дела ни до чего! И плевать, что обо мне подумают! — ничего не заявлять голосом и делами, не шуметь и не выпячиваться, но ежесекундно отдавать все силы тела и разума на добывание благ:

— Только дураки «благо» переводят как «бог», а на деле добыча благ моя забота, но не богова» — сколько народу пряталось в «окопах» в разные исторические времена отечества — подобными подсчётами мать-Статистика не обременялась. Твёрдо стоявшие на позиции «себе на уме» «товарищи!» стремились, что естественно, утвердить на ней и отпрысков:

— «Дело-то проверенное и надёжное. Доходное, наконец»!

Ты видел и понимал: ученики отправляются в плавание по жизни и очень острый ум мог стать помехой с оборотом в неприятности. Или во зло. По теме есть опыт? Было чем делиться с учениками? Делал верно и учил понимать тогдашний мир без выражения собственного мнения о мире, не произносил вечных, мудрых слов:

— «Исследуйте! Думайте!» — но призыв слышал на каждом твоём уроке. Редко кто из учителей обладает таким даром!

Сегодня в паре с бесом пишу «сочинение на вольную тему», как писал и прежде на твоих уроках, что-то удивительное накатывает и рождается вопрос:

— Не твоя ли душа назвалась «бесом» и ныне управляет работой пальцев моих? Если есть отличия от прежних «упражнений в литературе», то вот они: ныне нет надо мною твоего строгого глаза, поэтому и позволяю «явное превышение дозволенного».

Учитель! Будь, как и прежде, беспристрастен и справедлив! Милости твоей прошу! Уверен: за время пребывания в Высших Сферах характер твой не изменился, поэтому надеюсь получить такую оценку труду, какую мы (бес и я) заработали. Не забудь и беса: общаясь с людьми, он заразился от них честолюбием.

Пётр Андреич, оцени не краденную, собственную, мысль о труде:

«три времени работ прошли с момента расставания с тобой — и вот результат:

а) помнишь, пели: «прежде думай о родине, а потом — о себе»! — но после провала в тартарары «благородных мыслей и устремлений» старая песня зазвучала в новой редакции:

б) «прежде думал о родине, а теперь о себе»! — велик и могуч язык, если замена одной литеры в слове меняет мораль и смысл жизни!

Пусть всё будет между нами так, как и прежде. Давай и через шесть десятков лет останемся неизменными? Как и прежде — прилежный ученик, любящий твой предмет, а ты — строгий, но справедливый учитель, отдающий знания мне одному. Хорошо, пусть не одному, пусть кто-то ещё жадно внимает твоим словам на уроках «родного языка и литературы», пусть нас жадных до родного языка будет много: чести тебе прибавится!

Представь картину: идёт человек и пригоршнями что-то разбрасывает вокруг себя, как сеятель на полотнах старых мастеров кисти.

Что идущий и бросающий что-то пригоршнями человек сеятель — сомнений нет. Но много ли из нас таких, кто не поленится нагнуться и полюбопытствовать:

— Что сеятель разбрасывает? — сколько равнодушных прошло мимо сеятелей, и сколько ещё пройдёт? И почему часто проходим мимо добрых сеятелей, но тормозим около плохих?

— Вижу подражание крестьянскому поэту «сейте разумное, доброе, вечное, скажет «спасибо» сердечное русский народ» — память не ошиблась?

— Не помню… Почему такое с нами случается?

— Всё ещё не понял?

Не могу изливать добрые чувства к какому-то другому человеку, кроме тебя, учитель мой! Судьбе было угодно свести наши дороги и навсегда оставить тебя в памяти моей, оставить тебя Отныне и до скончания дней моих, в минуты, когда по слабости разума и неведению истины, злому умыслу, упорствуя в заблуждениях позволю сказать что-то не совсем приятное о нашем великом прошлом — порази скоротечным артритом суставы пальцев рук моих останови пляску пальцев по клавиатуре, глуши звучание фальшивых струн!

— Тяжелое предложение, неудобное, в школьные годы мудрейший Пётр Андреевич учинил бы допрос:

— Откуда в великом и могучем русском языке взяться фальшивым струнам!? Какая нужда в фальшивых струнах, цель? Если позволить звучать фальшивым струнам — язык потеряет звание великого и могучего, фальшь — она и есть фальшь.

— Да, пожалуй, перебор. Что думаешь, друг, редактор и компаньон, как бы обошёлся учитель, напиши в сочинении на вольную тему короткое хулиганское исследование «Как нельзя писать»: «иду, блядь, гляжу, блядь, блястить, блядь! Хвать, блядь — сопля, блядь»!?

— Двойку не поставил, но воспитательной речи не миновать.

— Вот какая мыслЯ явилась: учитель обучал нас пожилым человеком, умер в шестьдесят восемь, ученик перешёл возраст учителя на два года, и, стало быть, ученик старше учителя?

— Так и есть, старше, и, всё же, пусть присматривает за тобой…

— … а за компаньоном не надо, бесполезно, не справишься?

Учитель, если не будет сил и желаний удерживать руки мои — обратись по месту пребывания за помощью: там выслушают и решат вопрос положительно. Так же удерживай полёт пальцев моих в моменты, когда увидишь падения в область орфографии синтаксиса, пунктуации и стиля изложения; удерживай, когда излагая прошлое и пребывая в слепоте душевной, нарушу границу великой и бессмертной поговорки нашей: «Знай край и не падай»!