Шрифт:
Но меня не беспокоит плохая еда. Мы вместе, я, Джози, мама и папа. Я принимала это как должное в своём собственном измерении, и это забрали у меня. Поэтому я больше не сделаю такой ошибки. Сейчас я очень хорошо понимаю, что каждая секунда, проведённая с отцом, может быть последней.
— Мы получили только половину данных, когда оборвалась связь, — говорит мама отцу, наливая себе чай. — И прогноз становится только хуже.
— Качает как маятник, — говорит папа радостно.
— Поэтому ты здесь главный, — говорит Джози, покачивая головой. — Ты единственный чудак, который любит штормы.
Он улыбается с искренней гордостью.
— Что касается чудачества, я виновен.
Теперь, когда он об этом сказал, я замечаю, что пол немного качается. Я понимаю, что Салация была построена с некоторым количеством свободы, чтобы иметь возможность компенсировать движение воды во время приливов и силу течений, а не быть их заложником. В обычной ситуации у меня случился бы приступ морской болезни, но эта Маргарет поборола её много лет назад.
— Ты сегодня ужасно тихая, — говорит мне мама. — Ты уверена, что всё хорошо? Ты весь день сама не своя.
Она прикладывает тыльную сторону руки к моему лбу, проверяя нет ли у меня жара, как будто мне всё ещё пять лет.
— Просто думаю, вот и всё, — я скучаю по моей настоящей маме, которая осталась дома. К горлу подкатывает ком, но я умудряюсь сохранить самообладание. Я не хочу портить вечер.
После еды Джози спрашивает меня, не хочу ли я посмотреть с ней соревнование серферов. Я думаю, что сложно поверить в то, что меня серфинг больше интересует в этом измерении, чем дома, но любое отвлечение — это хорошо. Поэтому я сажусь рядом с ней на диван, пока папа моет посуду. Но когда он начинает напевать, мне снова приходится бороться со слезами.
Джози хмурится на меня.
— Мама права. Ты сегодня странная.
— Ха-ха, — я откидываю волосы назад, стараясь казаться непринужденной. Потом я вспоминаю футболку, надетую на Тео: The Gears.
Мой мозг работает быстро, сравнивая знания, полученные в разных измерениях.
The Beatles никогда здесь не существовали. В The Gears играли Пол МакКартни и Джордж Харрисон, но не Джон Леннон. Но Джон Леннон написал In My Life для The Beatles. Этой песни нет в этом измерении.
Поэтому, как папа может напевать её?
Я вспоминаю то, что мне сказал Пол в Сан-Франциско. Он нашел измерение, которое шпионит за нашим, и узнал, что замышляет Конли. Однако он не отправился со мной обратно, потому что узнал что-то ещё, что-то важное. Что-то, что он не мог мне сказать, потому что для меня было бы слишком ужасно, если бы он ошибся...
Когда мы перемещаемся в другое измерение, наши тела "больше не наблюдаются". Когда я покинула дом, власти ещё не вытащили папино тело из реки. Они искали его, опускали сети в воду, отправляли водолазов на глубину. Я едва могла думать об этом, потому что картины, появляющиеся перед глазами, были слишком ужасны. Ещё хуже была мысль о том, что маме придётся опознать тело, после того, как оно провело в реке несколько дней, и было больше не похоже на папу и вообще на человека.
Но что, если его не унесло течением? Что если его тело просто "больше не наблюдалось", потому что его силой утащили в другое измерение?
Что, если папа не умер? Что, если он здесь?
— Маргарет? — Джози повторяет мамин жест и щупает мой лоб. — Ты правда не в себе.
Я даже не беспокоюсь об оправдании.
— Сейчас приду.
С бьющимся сердцем, я захожу в кухоньку, где папа заканчивает мыть посуду. Он улыбается мне приятной, но отвлеченной улыбкой.
— Только не говори, что всё ещё хочешь есть.
— Мы можем поговорить?
— Конечно.
— Не здесь. Может быть, в коридоре.
Не смотря на очевидное замешательство, он говорит:
— Хорошо.
Никто не обращает внимания на то, что мы выходим из нашей квартирки. Мама в спальне, которую она делит с папой, Джози снова уставилась в свой компьютер. В коридорах Салации нет необходимого уединения, но большинство людей, кажется, ужинают, это значит, что мы с папой одни. Наши единственные свидетели — это рыбы, проплывающие мимо.
На папе нет Жар-птицы. Но опять же, если его похитили, кто-то доставил его сюда и бросил. Без собственной Жар-птицы папа не только не сможет добраться домой, он не получит напоминаний. Он не будет знать, кто он. Мой отец будет только отблеском внутри этой версии доктора Генри Кейн — частью его подсознания.
Эта часть будет напевать песни The Beatles.
— Всё хорошо, милая? — папа складывает руки на груди. — К чему это всё?
— Мне нужно, чтобы ты доверился мне на минуту, — мой голос начинает дрожать. — Ладно?