– Когда кого-то любишь, не означает, что эти люди не придадут тебя или не причинят боль, – сказала я. – Поверьте, я знаю это лучше, чем кто-либо другой.

Я подумала о Логане и о том страшном моменте, когда он повернулся ко мне в зрительном зале Аоиды и я увидела, что его глаза светятся красным. Когда я поняла, что Вивиан и Агрона сотворили с ним что-то ужасное. Что я, возможно, опоздала, чтобы спасти его. Это был один из самых скверных моментов моей жизни. А теперь Логан ушёл, и это тоже причиняет боль. Потому что на этот раз он исчез по собственной воле, а не из-за того, что сотворили Жнецы. Он исчез, потому что так захотел, не оставив мне ничего, кроме кошмаров.

Рейчел одарила меня слабой улыбкой.

– Печально, не правда ли? Но это правда. Иногда любовь может причинять невероятную боль.

Я больше ничего не сказала. Да и что тут скажешь? Нас всех ранили Жнецы, кого-то больше, кого-то меньше. Каждый из нас справлялся с этим по-своему. Всё-таки я пододвинулась чуть ближе к Рейчел и оставалась рядом, пока остальные заканчивали свои спарринги и вновь присоединились к нам.

Похолодало и стемнело, солнце село, а часы тянулись медленно. Все завернулись в свои спальные мешки, но в отличие от них я слишком нервничала, чтобы уснуть. Поэтому села как можно ближе к мерцающему пламени костра.

Я вызвалась подежурить, чтобы другие могли подремать. Мы не обнаружили никаких следов пребывания здесь Жнецов, но это не означает, что их тут нет. Они запросто могли где-то спрятаться и ждать подходящего момента для нападения. Ну и заодно я присматривалась, не увижу ли малыша-грифона и таинственную тень. Но если они где-то поблизости, то оставались такими же невидимыми, как Жнецы.

Без четверти двенадцать запищал мой мобильный, напоминая, что пришло время будить остальных. Ворча и постанывая, они нехотя начали подниматься. Достав фонарики из своих рюкзаков, включили их и пошли в заднюю часть двора.

Цветки амброзии выглядели точно так же, как днём – крошечный участок, полный белых цветков, растущих из каменной стены.

 – Вы уверены, что мы должны сорвать их именно в полночь? – спросила я.

– Так сказала Метис, – ответил Аякс. – В полночь, желательно в морозную, зимнюю ночь.

– Что ж, по крайней мере мороз у нас есть, – пробормотала я.

Температура с вечера постоянно падала. Чем холоднее становилось, тем больше инея собиралось на камнях и рухнувших стенах. Между тем весь двор выглядел так, будто лежит под серебряным покрывалом – холодным и прекрасным – хотя цветы странным образом остались не тронутыми растущими кристаллами.

Мы стали ждать, минуты тянулись так медленно. От нашего дыхания образовывался пар в воздухе, а потом ледяными кристаллами падал на землю. Довольно долгое время с цветами амброзии ничего не происходило, не считая того, что они, как и мы, дрожали на холоде.

– Минута до полуночи, – объявил Оливер, глянув на мобильный. Из-за белого света дисплея, падающего на его лицо, он походил на призрака. Мы сосредоточились на цветах и ждали изменения, какого-нибудь признака того, что они сделают именно то, что должны сделать... то, что нужно Никамедису.

И медленно – очень-очень медленно – цветки начали расти.

Сначала я подумала, что мне показалось. Но потом я моргнула, потом снова, и снова, и поняла, что они действительно... двигаются.

Казалось, три маленьких отдельных цветка стремятся навстречу друг другу, будто между лепестками в серебристом свете луны на небе каким-то образом образовалось притяжение.

– Вы тоже это видите? – спросила я.

– Тссс, – шикнул Оливер. – Разрушишь атмосферу.

Я ткнула ему локтем в бок, и он улыбнулся. Потом мы оба вернулись взглядом к цветам.

Как только лепестки трёх цветов коснулись друг друга, показалось, что они одновременно завяли, будто не могли выносить близости друг друга. Я ахнула, спрашивая себя, может быть что-то пошло не так, может быть, они не будут цвести из-за того, что мы стоим здесь вокруг и отчаянно в них нуждаемся.

Но как только цветы завяли, в их центре образовался серебристый свет, а пурпурно-серые полосы на лепестках взорвались холодным пламенем. На мгновение цвета соединились в яркую смесь из серебра, пурпура и серого, становясь всё ярче и ярче, так что в конце концов мне пришлось закрыть глаза и отвернуться от интенсивного света. Потом, так же быстро, как всё началось, цвета и свет поблекли.

Я открыла глаза – и удивилась тому, что лежало передо мной.

Каким-то образом три маленькие чашечки соединились в большой, красивый цветок. Лепестки теперь переливались серебром и немного поблёскивали металлом. Можно было подумать, что если постучать по ним ногтем, они зазвонят, как колокольчик. Белый, пурпурный и серый цвета тянулись теперь также и по внешней стороне лепестков, находясь так близко друг к другу, что образовывали широкую полосу. Этот цветок был одной из самых красивых вещей, которую я когда-либо видела.