— А что, не должен был?

Я опять принюхался. Это очень тяжело, даже невозможно — описать словами. Но привычный и знакомый аромат шерсти изменился.

— Ой, Коленька, прости, милый мой, любимый! Но мне пока нельзя! Хорошо?

— Да хорошо, конечно, — пробормотал я и лёг обратно.

— Ты же потерпишь?

— Что я, кобель какой? — едва слышно отозвался я.

— Я не буду от тебя уходить, хорошо?

— И не надо! Конечно, оставайся!

Хаш посмотрела на меня с такииим сомнением! Но улеглась, позволив себя обнять.

А я лежал, тискал пушистую грудь и чувствовал себя последним идиотом. Потому что реакция у меня была конкретная. И вот лежу я рядом со своей девушкой, и что-то внутри подталкивает: «Ну, давай! Давай! Ну, что она, не перетопчется? Ну, один разок!» И, что меня поражало больше всего, так это то, что я готов был поддаться! Ну, правда же, ну, что с Хашеп случится? Ведь детей у нас не будет, а если будут — мы оба будем на седьмом небе. Ну, так что, может… Может, ещё как-нибудь? Ну, может, может?..

Пожалуй, останавливало меня только одно. Точнее, два. Рядом со мной лежала не молоденькая неопытная девчушка, которая ломается по каждому поводу, набивая себе цену. Поэтому её отказ был именно отказом. И ещё. Я обещал. Кем я буду, если нарушу своё обещание? А тот, внутри, насмешливо: «Ой, да ладно! Если любит — простит! Куда она денется? А если не любит — нахрен она тебе сдалась?»

Я лежал, крепко прижимая свою любовь и терзаясь, а не предать ли её? И сам не знаю, что меня остановило.

Но вряд ли это были мозги.

— Мы решили учить тебя нашему языку.

Вот так вот однозначно. We are — это «мы». Не «я», не «они»…

— Велик ли был парламент? — хмуро поинтересовался я.

Настроение после прошедшей ночи было и так не самым радужным, а тут меня ставят перед известием, что они, видите ли, решили! А то, что я Хашеп уже второй месяц на это уламываю — это побоку, да?

— Мать Хашеп сказала, что это правильно. Я тоже так думаю. Ты, скорее всего, будешь против.

— Я, между прочим, давно Хашеп уговариваю, чтобы она начала меня учить! И даже есть некоторые успехи.

— И какие именно? — спокойно поинтересовался жрец.

Я согласен, что моё поведение было далеко от идеалов и канонов. Вообще, я вёл себя нагло и вызывающе. Да, признаю. Но дело в том, что хаал общался со мной всегда в неизменно ровном тоне, и любые мои ошибки или капризы никакой реакции не вызывали. А тут поневоле чувствуешь вседозволенность. Если бы он хоть раз напомнил о своём возрасте или квалификации — я бы, может, и притормозил бы. Но — нет! Так что сейчас мне стыдно за того дерзкого юнца, которого хаал пытался научить уму-разуму…

А ему было всё равно. Выслушав мои жалкие потуги составить осмысленную фразу, он так же ровно и без эмоций обронил:

— Я правильно помню, что ты приехал всего на два месяца, а не на две жизни?

— А что, можно за два месяца выучить язык?

— Это можно сделать за два дня. Но придётся постараться. Очень постараться. А ты не умеешь.

— Не умею «стараться»?

— Да. А я не успею научить тебя и этому тоже. Но можно воспользоваться силой.

Английское power очень ёмкое слово. Это и «сила», и «энергия», и даже «способность». Вот что он имел ввиду — насилие или способности?

— Это больно?

— Да.

Я вспомнил тот разговор за столом. Но Хашеп это прошла. И ничего мне не сказала. И ничего не говорила, типа «Если тебе предложат — ни в коем случае!». Но, может, хоть у неё спросить?

— Я могу посоветоваться с Хашеп?

— Она ничего не решает. Но, если хочешь — пожалуйста.

Это меня убедило. Значит, никаких тайных замыслов, ничего такого… А какого? Я подозревал жреца в тайных намерениях по отношению ко мне? Или просто боялся?

— Я готов.

Он заинтересованно оглядел меня, как будто впервые увидел.

— Тогда сначала иди, поешь. Поешь хорошо самой лучшей вашей еды. Потому что больше есть не придётся. Потом придёшь в малый observance зал.

— Где это?

Заинтересованность жреца тут же сменилась обычным равнодушием.

— Второе строение направо. Войдёшь — сразу налево. Обязательно используй туалет.

Я пожал плечами и отправился выполнять поручения. Самой лучшей — это какая найдётся. Какая у меня самая лучшая? Пусть будет вот это. Много есть не буду — не хочется. Посетить туалет — это хорошая мысль. Вопрос, а что делать, если оно не идёт? Посидеть, подумать о высоком… О том, что обучение языку у хаарши болезненное. Они что, учат розгами? Типа, пока не выучишь спряжения или склонения — не сядешь? В смысле, высекут так, что сидеть не сможешь? Пожалуй, в этом что-то есть. Потому что если бы нас кто-то заставил — мы бы обязательно добились результата! Но когда кто-то собирается нас заставить — мы обязательно начинаем возражать и упираться.