Шрифт:
— Наташа!.. — словно выдохнул он дрожащим тихим голосом.
Она медленно повернула к нему лицо свое, которое показалось ему теперь особенно дорогим.
— Любите ли вы меня? Подумайте, спросите себя, пока не поздно! Через неделю наша свадьба, а между тем… — Голос его оборвался.
— Да, люблю, — просто ответила она.
— За что?
— За то, что вы меня любите. Вы не обманете, не измените. Вы столько лет меня любили! Вы единственный человек, который любит меня! Больше я никем не любима. Как же мне?..
Она, недоговорив, замолчала.
— А мне кажется, что вы по-детски любите, еще не знаете любви, не пробудились для нее. Кто знает, меня ли вы будете любить, когда любовь проснется? Ведь она, как цветок, может расцвести — или завянуть. Я что-то предчувствую, от чего-то страдаю, что-то между нами не то, не так…
Наташа с удивлением взглянула на него.
— Наташа! — вскричал он, ринувшись к ней с мучительным страданием в голосе и лице. — Откажитесь от меня! Я, должно быть, не стою любви.
Она, как и прежде, привлекла его голову к себе, с материнской нежностью покрывая его лоб и щеки мелкими, маленькими поцелуйчиками, гладила его волосы.
— Валечка! Валечка! Ну, что вы мучаетесь? Из-за чего терзаетесь? Супруга у вас будет любящая, верная…
Эти наивные детские поцелуи яснее слов сказали Валерьяну, что Наташе неведома страсть, что она — или ребенок, или не от мира сего.
Камин догорел и погас. В комнате было бы совсем темно, если бы в окно не светила взошедшая луна. При лунном свете лицо Наташи казалось призрачным.
Она ушла за разделявшую комнату на две половины плюшевую занавеску, где стояла ее кровать. Задернула занавес и легла в постель.
Валерьян долго не спал, тревожимый только что пережитой сценой, лунным светом и шумом водопада. Скоро он услышал ровное, спокойное дыхание заснувшей Наташи. Тяжелые, тревожные мысли не давали спать. Итак — свадьба решена. Он женится на обожаемой, горячо и давно любимой девушке, но не испытывает от этой мысли счастья. Какое-то необъяснимое, смутное предчувствие тяготило его. Чувствовал, что Наташа несчастна, но не мог понять — отчего. Наконец мысли его спутались, и он заснул.
Снился Валерьяну странный, грустный сон. Приснился знакомый, родной город на Волге, но город был полуразрушен войной. Слышался неумолкаемый гул пушечной канонады. Город брали штурмом. Валерьян бежал по улицам, отыскивая дом, в котором осталась Наташа: нужно спасти ее, вытащить, увезти из погибающего города. Он подходит к знакомому дому: двери и окна раскрыты настежь. Вбегает в обширные комнаты, но все они полны мертвых людей, лежащих один на другом. Увидал отца Наташи, братьев. Все были мертвы. Он ходил из комнаты в комнату, зная, что Наташа здесь, и наконец нашел ее: она лежала между скорченных трупов. Припал к ней, обнял, прижал к своей груди, приник устами к ее устам: она оживет, он это знает… «Проснись, Наташа, проснись же!» — кричит он и опять припадает к ней бесконечно долгим поцелуем: всю силу души, всю любовь, всю волю вкладывает он в этот поцелуй. Наташа открыла глаза и чуть слышно сказала: «Бегите отсюда! Война в этом городе, чума в этом доме!» Тут она снова упала, и голова ее бессильно повисла, как у мертвой птички. Пушки грохотали. Валерьян проснулся.
Шумела Иматра. В окно светила заря.
Валерьян сел на кровати, закурил папироску, нащупал ногами туфли, тихонько встал и подошел к окну. Сердце все еще бурно колотилось. Страшный сон стоял перед глазами. За занавеской слышалось тихое, ровное дыхание спящей. Валерьян долго смотрел на белый поток Иматры, уносившийся к далекому лесу. Сосновый бор стоял на горизонте, высокий с одного края и постепенно понижаясь к другому, похожий на гигантскую арфу с золотистыми соснами вместо струн. В лесу отдавался далеким аккордом гармоничный шум водопада.
Венчание было назначено в последнее воскресенье перед масленицей. Это событие совпало с получением Семовым высшей премии (поездка за границу) за его новую картину, выставленную на последней выставке в Петербурге.
Решено было, что молодые сейчас же после венчания отправятся в деревню, к родителям Наташи, а оттуда в свадебное путешествие.
— Поезжайте в Италию, в Неаполь! — говорила Семову Варвара. — Пусть она ахнет, когда увидит такую красоту; лазурное море, Везувий! По крайней мере, впечатление на всю жизнь останется. Кстати, используете казенную заграничную поездку.
— Прокачусь и я с вами! — заявил Митя. — Доктора давно меня за границу посылают, да одному ехать несподручно: языка не знаю. А тут Наташа выручит: по-французски смыслит малую толику.
Свадьбу собирались отпраздновать интимно и скромно: после венчания, по желанию Наташи, заехать всей компанией в фотографию, а оттуда в гостиницу, где их будет ждать свадебный ужин.
В это утро Валерьян ненадолго заехал повидать Наташу. В доме был обычный в таких случаях беспорядок: одевали к венцу невесту. Наташа стояла перед трюмо в белом подвенечном платье, портниха ползала у ее ног на коленях. Приехавшие к свадьбе Елена и Варвара убирали белыми цветами ее густые каштановые волосы.