— Это наш самый маленький, Костя Богомолов, — пояснила смущенная заведующая. — Где ты был до сих пор, Костя?

— Я под машиной был, — серьезно проговорил Костя. — Я думал, вы все вокруг машин топчетесь и не смотрите, а вдруг немец заметит — и как шарахнет! А меня он не увидит, я под машиной.

Заведующая взяла Костю на руки, и тот принялся с увлечением рассматривать приборную доску и разные кнопки, на которые Эрвин калек мал, трогая машину с места.

— Одного понять не могу, как же вас все-таки из Ленинграда именно сюда вывезли? Кто мог послать детей навстречу немцам? — озабоченно спросил Коротков после того, как, выглянув несколько раз из кабины, убедился, что колонна движется и там пока все в порядке.

— Откуда нам знать? Дали приказ эвакуировать детей из города от воздушных налетов, — объяснила заведующая; она уже успела сказать, что зовут ее Полина Николаевна Добрынина, что работает она инспектором отдела народного образования Выборгского района и что временно на нее возложена ответственность за двести пятьдесят семь детей их района. — Разве мы одни? Московский вокзал кишмя кишел детьми, всех подряд грузили в эшелоны и отправляли. Дети плачут, родители в отчаянии, а приказ — выезжать. В разные места отправляли, некоторых даже в Кировскую область. Нам сообщили, что мы определены в Старорусский район. Кто мог подумать, что война подошла так близко? Когда мы уезжали из Ленинграда, никто и не думал, что немцы уже в Ленинградской области!

Маленький Костя пытался тайком потрогать то одну, то другую кнопку, но Эрвин погрозил ему пальцем.

Мальчик отодвинулся, некоторое время наблюдал за ним исподлобья, а затем спросил:

— А это у тебя дальнобойные орудия? Можешь отсюда шарахнуть по немцам?

— Нет, это зенитные пушки, — ответил Эрвин.

Костя запрыгал на руках у заведующей.

— Вот здорово! Теперь пускай самолеты прилетают, нам не страшно. Пускай прилетают!

Он подался вперед и стал вглядываться через ветровое стекло в небо, ища взглядом самолеты.

— Сиди спокойно, Костя, — приказала Полина-Паулина, как окрестил про себя заведующую Эрвин. Женщина была молода и привлекательна, но постоянные заботы придали ее лицу суровое выражение.

Губы ее подергивались, по лицу было видно, как она старается владеть собой, и все же не смогла удержаться от вопроса, который давно ее мучил:

— И что это за война такая? Просто ужас! Прошло всего две недели, а немцы уже в Ленинградской области! Где же наши войска?

Коротков помолчал немного, прежде чем ответить:

— Мы, видно, плохо представляли себе войну Она намного труднее, чем в кино или в книжках.

— Даже дети должны страдать! — с упреком произнесла Полина.

— Ох ты, горе-горюшко, — вздохнул Коротков.

Так они ехали около часа. Маленький Костя задремал, и Эрвин почувствовал даже какое-то облегчение, что парнишка перестал следить за небом и ожидать самолетов. Суеверным он, в общем-то, не был, но на свете случается много необъяснимого. Куда спокойнее, когда все, кто бодрствует, желают одного, чтобы самолеты не появлялись, чтобы они, ради всего святого, не появлялись! Потому что совершенно невозможно было представить себе обратное.

Вдруг Костя проснулся. Сначала он сонно смотрел вокруг, потом заерзал, скрестил ноги, заметался и умоляюще посмотрел на заведующую.

— Что с тобой, Костя? — спросила она.

Мальчишка наклонился к уху заведующей и что-то прошептал.

Полина Николаевна усмехнулась.

— А почему ты сам не скажешь?

Костя покраснел и замотал головой.

— Что с ним? — спросил Коротков.

— Пописать хочет.

Эрвин заулыбался, выключил скорость и медленно остановил машину.

— Может, и другие хотят размять ноги, — заметил он.

Ребятишки быстро рассыпались в разные стороны. Отдохнув в машинах, они оживились, царившее до сих пор гнетущее молчание уступило место щебету, до слуха Эрвина донеслись даже отдельные всплески смеха.

Эрвин прислушался. Где-то вдалеке послышался прерывистый гул самолета. Эрвин снова насторожился, напряженно прислушиваясь к зловещему звуку. Если самолеты приближаются, надо будет задержать детей в лесу, чтобы они не скапливались возле машин. Но гул постепенно начал удаляться, и вскоре его совсем не стало слышно. По счастливой случайности они находились в глухой стороне, куда и война-то по-настоящему еще не заглянула.

Когда дети стали выходить из леса, Эрвин заметил в их поведении что-то необычное. Все они что-то жевали. Кто держал в руках заячью капусту, кто ел из ладошки недозрелую землянику, только отдельные ягодки слегка розовели с боков, двое мальчиков постарше жевали кислицу.

Эрвин по себе знал, как приятно лакомиться дарами леса, но сейчас в глаза бросилось нечто другое, а именно сосредоточенность, с какой дети ели свою скудную поживу. Со старческим тщанием отправляли ребятишки из ладони в рот по одной незрелой ягодке, и взгляды, которые они друг на друга бросали, были изучающими. В глазах горел настороженный блеск. Они завидовали чужой добыче.