Вечером, взяв в руки дорогой мне томик Есенина, с которым не расставался всю войну, отыскал его ранние стихи и уже для себя вслух прочел:

Я задумался: нет, не мог быть плохим человек, так искренно объяснявшийся в своих чувствах словами самого лиричного русского поэта. Несомненно, Павел и Эльза любят друг друга. Ну и что, что она немка? Возможно ли было такое представить еще несколько месяцев тому назад?

Через три дня я увидел Зайкова в приемной коменданта лагеря полковника Быченкова: он у секретаря регистрировал письмо для отправки. Старшина Агафонов выразительным взглядом указал мне на лежащий перед ним конверт, на нем крупными печатными буквами было выведено:

МОСКВА, КРЕМЛЬ

НАРКОМУ ОБОРОНЫ

ВЕРХОВНОМУ ГЛАВНОКОМАНДУЮЩЕМУ

МАРШАЛУ СОВЕТСКОГО СОЮЗА

ТОВАРИЩУ И.В. СТАЛИНУ

Увидев мое удивление, Зайков объяснил, что он обращается к товарищу Сталину с личной просьбой и показал письмо, чтобы я его прочел.

«Дорогой товарищ Сталин!

Зная Вашу любовь и внимание к каждому советскому человеку, уверен, что ни одно, адресованное Вам письмо, не останется без ответа. Это и придает мне силы и надежду, и я осмеливаюсь писать Вам.

Мне тяжело обращаться к Вам и писать это письмо потому, что как человек, проведший около двух лет в плену у немцев, я не заслуживаю полного доверия Родины и Советской власти, но я честный человек и предан своей социалистической Родине и лично Вам, товарищ Сталин. С Вашим именем на устах я летал и бил фашистов.

Я обращаюсь к Вам с просьбой, ибо только Вы можете помочь разрешить мою проблему.

Убедительно прошу Вашего распоряжения в оказании содействия в оформлении брака с фактически моей женой, немкой по национальности Эльзой Треншель, и получении ею советского гражданства для совместного со мной въезда в СССР.

Мы готовы пройти любую проверку, чтобы подтвердить и доказать свою преданность социалистической Родине и лично Вам, товарищ Сталин.

Как бывший военнопленный я не претендую и не рассчитываю на прописку в Москве, где я родился, учился и живут мои родители.

Мы согласны поехать в любой район Советского Союза. До войны я окончил автомобильный техникум, в начале войны — летное училище, во время войны был летчиком, совершил сорок пять боевых вылетов, в которых уничтожил шесть самолетов противника, мой самолет был сбит, и я попал в плен, но и находясь в немецких лагерях я не предал свою Родину и ничем не посрамил честь советского офицера. Я смог бы работать автомехаником, а жена могла бы преподавать в школе немецкий язык, а спустя какое-то время и биологию, так как закончила биологический факультет Берлинского университета.

Моя жена немка, но она, поверьте мне, умоляю Вас, дорогой товарищ Сталин, хороший человек, ненавидящий Гитлера и его режим, отказавшаяся от своего отца и всех родственников, антифашистка, которая помогала нашим военнопленным, и я за нее отвечаю головой.

Буду ждать и надеяться получить от Вас положительного решения.

Бесконечно преданный и любящий всей душой и сердцем свою Родину, все наше родное, советское и Вас, самого справедливого и человечного из людей.

Зайков Павел Алексеевич, советский офицер.

Лагерь для репатриантов, полевая почта…».

Спустя неделю я был срочно вызван к полковнику Быченкову. Я мгновенно сообразил, что это каким-то образом связано с Зайковым и его письмом.

В кабинете полковника уже находились зам. по политчасти полковник Бутенко, начальник контрразведки подполковник Полозов и начальник учетного отдела майор Гаврилов.

Быченков, оглядев собравшихся, сказал:

— Я пригласил вас всех, чтобы обсудить и посоветоваться по поводу щекотливой ситуации, касающейся бывшего военнопленного Зайкова. Я ознакомился с его проверочными материалами. Анкету заполнил старший лейтенант Федотов, опрос проводил дознаватель капитан Леонов и, — бросив беглый взгляд на Полозова, — как я вижу, вопросов у контрразведки тоже не возникло. В деле имеется ходатайство командира и заместителя по политчасти авиаполка, где до пленения служил Зайков, и коллективное письмо-обращение летчиков с просьбой направить Зайкова после окончания проверки в лагере в авиаполк для продолжения службы в команде аэродромного обслуживания. Я вызвал Зайкова, чтобы сообщить о принятом положительном решении удовлетворить ходатайство руководства и летчиков авиаполка, но он неожиданно обратился ко мне с просьбой о репатриации его в Советский Союз совместно с женой, которая находится в нашем лагере и с которой у него пока официально не зарегистрирован брак, и просил оказать содействие в его регистрации, — и, обращаясь к майору Гаврилову, спросил:

— Кто она?

— Эльза Треншель, немка.

— Откуда?.. Из немцев Поволжья? — попросил уточнить Быченков.

— Натуральная немка, из Гамбурга.

— А как поступают с немцами из Восточной Пруссии?

— Их переселяют на Запад. И ей там место, — резко ответил Гаврилов.

— Но Зайков ее любит, она спасла ему жизнь в лагере, — встрял я. — Он считает, что она предназначена ему судьбой. Единственная, понимаете?

— Любовь зла, полюбишь и козла. Он в жизни живой женщины не щупал, поэтому она для него единственная, — грубо прервал меня Гаврилов.