Как еще в начале пути сказал Мелиас: обитатели королевства не пускают через границу никого, хоть как-то отличающегося от них. Они остановятся в небольшой хижине на границе леса, где их будет ждать Норн, или, если не сокращать, Норножетта. Там и произойдет встреча, на которой девушка собирается высказать все о том, что думает об отце и о его поддержке, которую он намерен ей оказать в борьбе с несносными родственницами. Последнее тоже со слов мага.

Конечно же, Тьяцла в этом даже ни минуты не сомневалась, еще он попытается предъявить свои права на нее, как несовершеннолетнюю, по меркам вампиров, дочь. Ей такого счастья не надо. Тем более, из-за особенностей эсхилльской магии ему будет практически невозможно доказать отцовство. Она перекраивает все, в том числе и пол ребенка, но тут бывают все же сбои и рождаются мальчики, которых бросают на произвол судьбы, серые и невзрачные и, если правильно обученные, смертельно опасные.

И все-таки она в некоторой степени была благодарна за то, что родилась именно эсхиллкой и именно третьей дочерью матриарха. Вот только эта ситуация с "похищением" все омрачает и рушит планы.

Девушка тяжело вдыхает и сползает с телеги, которая минутой ранее остановилась на обширной поляне, окруженной густым лесом. Она понимает, что устроилась с комфортом, но все же досками отбила себе все, что только можно. Да еще и длительность пути, и скорость передвижения не позволяют ей хотя бы немного пройти пешком. Удивительно, что транспортное средство при такой интенсивности движения еще не развалилось и даже не думает почить в завалах всякого барахла, которым нагрузил его маг перед отъездом.

Первое, что решает сделать Тьяцла, когда оказывается твердо стоящей на земле, — потянуться, со вкусом и хрустом. Иначе затекшие конечности двигаться не собирались. Второе, доковылять до коряги и плюхнуться на нее. Желание сбежать от мага подальше с новой силой гложет ее. Этот человек раздражал ее своей манерой обращаться с ней. Девушка уже несколько дней в своих думах приходит к выводу, что он ничем не лучше представителей ее семейки.

Она выполняет все его требования, задания и вообще, как может, старается в учебе, ведь за неделю она смогла освоить почти все, что касается контроля источника, а он… она обиженно надувается и исподлобья наблюдает, как нехороший человек спускается с козел, осматривает место стоянки и идет собирать хворост для костра. Ее брови медленно в удивлении ползут на лоб — обычно за растопкой он посылает ее, а тут сам идет. Что-то подсказывает, что более солидные ветки пойдет собирать она.

Намек понят, она пойдет их искать, прямо сейчас, только отсидится немного. Жаль, что нельзя использовать для костра корягу, на которой устроилась она, ведь иначе не на чем будет сидеть. Конечно, ей не привыкать к неудобствам, — ведь жила раньше как-то с матерью-деспотом, которая держала ее в здравии и при себе только из желания заполучить черное золото, — но не на холодной же земле сидеть?

Девушка встает с сучковатого поваленного дерева и бредет на поиски дров. Бродить ей пришлось долго, то ли ветки не падают, то ли до них здесь кто-то был, но в итоге долгих блужданий и неожиданных, из-за этого не менее страшных, столкновений с Мелиасом, все же находит большую ветвистую корягу.

Дотянув ту до поляны, девушка застает уже разведенный костер и мирно сидящего, на перетащенном туда бревне, мага.

Зыркнув в ее сторону, Мелиас произносит:

— И где тебя носило? Уже давно могла бы отыскать все, что нужно. Я ведь тебе объяснял, что нужно делать.

Тьяцла медленно начинает закипать — скоро точно сорвется и кинется избивать древнего мага. Одновременно с этим, щеки девушки заливает краска стыда, маг и правда рассказывал, как можно искать потерянные вещи и все необходимое намного быстрее. Но у нее это благополучно вылетело из головы еще во время их продвижения, так ее растрясло.

Опустив голову и уставившись на обувь, она тихо отвечает:

— Забыла я.

— Будем повторять, — говорит маг, подкидывая в костерок очередную ветку.

— Я… Я бы хотела немного отдохнуть для начала… — неуверенно произносит Тьяцла, упрямо складывая на груди руки.

Мужчина долго смотрит на нее, а потом выдает:

— Не веди себя как ребенок, ты итак уже отдохнула в дороге. Так что сейчас мы должны быстро пробежаться по изученному и продолжить путь.

— Но… ведь… на этой неделе… — чуть не плача выдавливает девушка. Она хочет сказать еще что-то, но замолкает. Внезапно левую руку пронзает болью. Тьяцла, прикусив губу, бормочет: — я сейчас вернусь. Я не на долго.

Разворачивается к лесу, срывается с места и скрывается за кустами.

Мелиасу остается только недоуменно пожать плечами и вернуться к костру.

Тьяцла несется через густые заросли кустов. Руку с новой силой терзает боль. К этому она с детства привыкла, но именно эта… эта заставляет скулить, как побитая собака, и мечтать о том, чтобы свернуться в калачик под каким-нибудь деревом, думая о том, как бы не сдохнуть прям сейчас же.

Она, сгибаясь в три погибели, выбегает на опушку одной из множества полян и останавливается, чтобы отдышаться. Но не тут-то было. Ее смущает чужое присутствие. Подняв взгляд от жухлой листвы под ногами, девушка встречается со взглядом темно-карих глаз на огромной медвежьей морде. Чудовище стояло далеко, ровно в центре свободного пространства, не узнать его с такого растояния было невозможно. Она судорожно сглатывает, вопит во всю глотку что-то, что сама не разбирает, разворачивается и, не обращая внимание на гложущую руку боль и расплывающийся перед глазами мир, несется обратно. Дорогу она не запомнила, но как-то надо удирать от новоиспеченного мужа.

За спиной раздается чудовищный животный рев.

Тьяцла успела заметить на, еще не полностью трансформировавшейся, руке Ахрона спиралевидные черные линии, покрывающие все предплечье, такие же как и у нее.

Баюкая левую руку в правой, спотыкаясь и цепляясь одеждой за низкие ветки, она несется что есть силы к оставленной недавно поляне. На этот забег открывается второе дыхание, хоть уже и чувствуется покалывание в боку. Голова начинает кружиться с новой силой и еще больше хочется, как до этого, свалиться, реветь и уморить преследователя стенаниями о бездарно прожитой жизни и невозможности осуществить желаемое. Только вот, нельзя. Не заметит еще в зарослях — затопчет.