Квартира у ИЛа огромная, новая и совершенно пустая.

Посреди бежевой гостиной, которая играла роль фотостудии, стоял огромный круглый красный диван с белыми подушками.

— Отличный диван! Я такие в мексиканских сериалах видела! — попыталась съязвить я.

— От прошлого хозяина остался, — невозмутимо отвечал ИЛ. — Тут художник жил раньше, так он на этом диване своих натурщиц раскладывал…

Томка резко вскочила, отбросив белую подушку, ИЛ засмеялся.

— Я думал, ты после вчерашнего хотя бы дня два будешь на меня обижаться.

— Она собиралась, — выдала меня Томка. — Но я ее очень попросила прийти тебе помочь.

— Мне уже ничто не сможет помочь, но пусть попробует, — улыбнулся ИЛ.

Моя посильная помощь ограничилась тем, что я немножко подержала сломанный штатив софита, сбегала в соседний супермаркет за пирожными (ох, моя фигура!), пару раз влезла в кадр, а потом заявила, что меня нагло используют, и ушла в другую комнату. Там везде были разбросаны старые пленки, альбомы с фотографиями, фотографии без альбомов, в общем, царил полный творческий хаос. Я никак не могла избавиться от ощущения собственного ничтожества. Дело в том, что все снимки, даже те, что порванные лежали в углу, были явно лучше моих. Понятно, почему в YES! мне не поручали работы важнее, чем поиск мальчиков для «Выбора». Домашнее видео, он абсолютно прав.

Я достала из сумочки мятый блокнот и ручку. Та-а-ак, значит, несчастная любовь. Гоша в меня безответно влюблен. Несчастный Гоша. Или несчастная я, если не могу ответить ему взаимностью? ИЛ считает, что мне нужно расслабиться. Я уселась на пол среди разбросанных фотографий и попыталась представить заголовок для статьи. Представились, почему-то съеденные ночью эклеры. Ах, вот почему говорят, что художник должен быть голодным!

— Я не могу так долго стоять! — заорала Томка в соседней комнате. — Это против законов гравитации!

— Терпи, — промычал ИЛ, щелкая затвором камеры. — Тьфу на тебя! Ну не делай такие глаза… А то тебя возьмут только в рекламу антидепрессантов. Нет, не судьба! Давай отдохнем, что ли?

Он зашел в комнату и кинул что-то на стол у меня за спиной.

— «Несчастный Гоша в меня безответно влюблен»… Это что, психологический тренинг?

Я перевернула блокнот и возмущенно фыркнула.

— Я пишу статью о несчастной любви.

— Несчастной любви не бывает. Она всегда приносит счастье. Даже если безответная.

— Глупости! — возмутилась я. — Ты разве не будешь страдать, если тебя не полюбит девушка, которую полюбишь ты?

— В смысле — «страдать»? Рыдать от безысходности, биться головой об стенку и прыгать с моста в бушующую Москву-реку? Нет, не буду. А ты?

— Я не знаю… — задумалась я. — Может, я еще просто не любила?

— Да ладно! — рассмеялся ИЛ. — Неужели никому не признавалась в любви?

— Признавалась. Гоше. И тогда мне казалось, что это правда. А теперь мне кажется, что он страдает из-за меня.

— Если мужчина думает, что ты в него влюблена, переубедить его практически невозможно, — ИЛ тихо засмеялся. — Он все время будет думать, что ты кокетничаешь, или стесняешься, или боишься ему разонравиться… «Я никогда больше не сделаю тебе больно, малыш…»

Какой же он жестокий! Жестокий, циничный, нахальный, отвратительный гад! Я изо всей силы швырнула в ИЛа блокнотом и на удивление метко угодила в голову. Он потер лоб.

— Сейчас, подожди, — он стал рыться в кучах хлама на столе.

Ищет, чем бы в меня зашвырнуть?

— Вот! — ИЛ держал в руках мятый листок. — Слушай: «Притча о Ветре и Цветке. Ветер встретил прекрасный Цветок и влюбился в него. Пока он осторожно ласкал Цветок, тот благодарил его своим ароматом. Но Ветру показалось мало этого, и он решил: «Если я дам Цветку всю свою мощь и силу, то он одарит меня чем-то бОльшим». И он дохнул на цветок мощным дыханием своей любви. Но Цветок не вынес бурной страсти и сломался. Ветер попытался поднять его и оживить, но не смог. Тогда он утих и окутал Цветок нежным дыханием любви, но тот увядал на глазах. Закричал тогда Ветер: «Я отдал тебе всю мощь своей любви, а ты сломался! Видно, не было в тебе силы любви ко мне, а значит, ты не любил!»

Но Цветок ничего не ответил. Он умер».

С ума сойти. Стоило мне убедиться в том, что ИЛ мне отвратителен, как он снова ставит меня в тупик своей полной непредсказуемостью. Как же мне себя жалко! И Гошу жалко…

— Я совсем запуталась! Может, стоит дать ему второй шанс?

— Чтобы чувствовать себя жертвой, а не хищницей? — ИЛ, передразнивая меня, завел глаза к потолку и помахал ресницами: — «Наверное, надо попробовать! Меня все будут жалеть, а я смогу рыдать всю ночь в подушку…»