Шрифт:
У подруги – сухой, тесный,
И я с трудом туда заталкиваю.
Ей больно.
Ей стыдно
А значит – наливай вина.
И вот уже – мы смеёмся.
Снова веселимся.
Забывая – кто мы и что мы…
Все крутится – вокруг члена. И их писек.
Целуем… лижем… пихаю член снова… кончаю.
Вода с мылом. И опять.
Стакан вина.
И хохот.
Затем я беру свой старый фотоаппарат – новый хохот.
– Давай!
Расставляются ноги – щёлк!
Засунул – щёлк!
Выливается оттуда – щёлк!
Счастливая улыбка… щёлк… щёлк… щёлк…
Лишь к утру мы разошлись. Довольные, пьяные и весёлые.
Однажды, подружка придёт снова.
Когда мы вдвоём – будет лежать на диване.
Поставит бутылку вина на стол и робко спросит – можно я с Вами снова?
– Как она… – Равнодушно отвечу я и кивну на свою.
– Нет – Скажет та. – Не хочу… не сегодня.
И подружка ушла…
Навсегда
Наверное… нельзя мешать дружбу и секс.
Лишь фотки остались.
Со счастливыми лицами. На фоне писек.
Через пол года – всё кончилось… она сказал мне что имеет другого.
И сказать ей это – прямо мне в лицо – было несложно, после того как мы спали втроём.
И теперь она повторила всё что говорил я…. что она молода, что нужно всё попробовать, и если не сейчас, то когда же…
Я смотрел на неё и думал – я кретин. Полный.
Он оказался кубинцем. Учился на доктора. И влюбился в неё по самые уши. Блятские глаза – они как волшебные.
Она притягивают к себе… смеются и плачут… говорят что им нравится а что нет… И они – не врут.
Никогда.
От них не уйти – просто так.
И кубинец вляпался… как и я.
По ночам, мне теперь снилось как она обнимает его, целует, даёт… как сосёт ему… и они -лежат на берегу океана в далёкой стране. Голые, загорелые и счастливые.
И лишь я, в далёком холодном городе, на засранной пустынной улице – один в пустой комнате, лежу на диване и зажимаю грязными кусками материи – ту рану на груди… полной гноя и зловониями.
– Блять!
Убить любовь?
Как?
Фотки…
Я вспоминаю про них… нахожу… и с какой-то странной застывшей улыбкой на лице иду к Оперному Театру… знаю что что он ждёт её там, в 7 часов вечера. Как когда-то – там ждал я…
– Слышь мужик… – Подхожу к нему сзади – Возьми… это она… передала тебе…
Даю фотки и отхожу.
Какая же я сука. Гнида. Сволочь.
Что знаю я о себе?
Стою вдалеке и вижу как у него руки трясутся, как он плачет…
Я осуждал того… что кинул мне кирпич в окно когда-то…
А теперь я сам – кинул кирпич, и осколки моей души разлетаются по сторонам.
Сдохнуть мне хочется. А не жить.
Но пути назад нет. Я обрезал пуповину – питающую любовь.
И это конец.
Рву рубашку на груди – а там рана – до самого живота… и всё тело в крови…
Кто-то сдохнет скоро.
Или я.
Или любовь.
Она звонила мне больше.
Я тоже.
Лишь огромная рана на груди – постепенно стягивалась.
Оставляя ужасный рваный рубец на теле.
Я буду прикрывать его рубашкой. Много лет. Свитером или пальто.
Буду делать всё – чтобы никто не видел.
Буду стараться забыть – и днём и ночью
Потому что я – умный.
Хотел быть.
Однажды.
Пофигин
– Жопа! – Сказал кто-то в трамвае. И все оглянулись на меня.
Да, не буду отрицать – это сказал я.
Потому что ехал домой расстроенным.
Через окно, смотрел на красивых женщин в коротких платьицах. На улыбающихся парней. На поющих птичек на деревьях. И каждому хотел сказать на ухо – Жопа!
– Почему? – Спросите Вы.
И я отвечу:
Во первых – у меня зарплата маленькая.
Во вторых – зубы шатаются.
В третьих – я никогда не был в Париже. Да и в Лондоне тоже.