Ее лицо раскраснелось, в глазах сверкал огонь, но она полностью владела собой. Ее буйный нрав никуда не делся, просто она его обуздала. Эта ее новая способность владеть собой испугала меня больше, чем когда-то ярость, отличавшая ее. Я попытался сделать вид, что меня не особенно встревожили ее заявления.

— А что, если Кухулин остановит вас и будет сдерживать до тех пор, пока воины Ольстера не оправятся от недуга, как это случилось в прошлый раз?

Я даже не смог найти в себе достаточно наглости, чтобы мой вопрос прозвучал более убедительно. Впрочем, вряд ли бы это помогло.

— Как я уже говорила, у нас есть горький опыт.

Она подхватила кубок и чуть наклонила его — так, что вино пролилось на темный деревянный стол, образуя нечто вроде круга. Рядом она таким же манером изобразила еще один круг.

— Это Ольстер, а это Коннот, — пояснила она, показывая на две лужицы. Мейв прикоснулась пальцем к луже, изображавшей Коннот и провела кончиком по столу к границам лужи — Ольстера. — Эрк поведет людей самым коротким путем из Мита к Проходу Ирард Куилена, где нас, как и раньше, будет ждать Кухулин. Там Эрк со своими людьми останется, и они будут нападать на Кухулина ежедневно, пока он не погибнет или не отступит. — Она подняла голову. — И на этот раз не будет никаких глупых поединков один на один. Если Кухулин отступит, они пройдут через Проход и вторгнутся в Ольстер. Если он пойдет вперед, то они отступят и заставят его выйти из Прохода. Если он останется там, защищая Проход, то они разобьют лагерь и будут ждать. — Она провела еще одну, более широкую линию, правее первой, но сделала ее чуть длиннее. — Фергус, если он пойдет со мной, а также Легейд с ленстерской армией, обойдут холмы справа и атакуют ольстерцев с востока. Если Кухулин выйдет им навстречу, тогда Эрк свободно пройдет через Проход и направится прямо в Имейн Мачу. Если Кухулин останется на месте, Легейд пошлет половину своего войска, чтобы они напали на Кухулина с тыла, а сам возглавит вторую половину и поспешит навстречу Эйлиллу, который будет наступать с севера. — Удивление, появившееся на моем лице, явно ее порадовало. — Ах да, — тихо добавила она и провела еще одну, более широкую кривую, обогнувшую западную границу Ольстера и, словно, перевернутый крюк, вонзившуюся в самое его сердце. — Эйлилл уже выступил. К тому времени, когда Легейд доберется до ваших границ, Эйлилл пройдет через весь Ольстер, разрезав его пополам.

Я лишился дара речи. Если Эйлилл уже выступил, тогда это означало две вещи. Кухулин, а с ним и Ольстер, оказались в западне, и огромная армия, лагерем стоявшая у стен замка, — лишь часть всех войск Мейв. Я уставился на лужицу вина, изображавшую Ольстер, в края которой вонзались три линии. Поверхность стола оказалась немного наклоненной. Вино медленно перетекало из Ольстера в Коннот.

Приговор Мейв был окончательным.

— Ваш король беспомощен и потерял уважение своего народа. Ваши воины не могут ни удержаться в седле, ни поднять меч. Если мы захотим, они найдут свою смерть, так и не поднявшись с постели. Ольстер уже почти наш, а мы ведь еще даже и пальцем не пошевелили. — Она помолчала, давая мне возможность обдумать ее слова. Я представил себе Конора и его неподвижное тело, приколотое к кровати копьями коннотцев. — Ваша единственная надежда — это Кухулин. Имея одну армию, мы в прошлый раз чуть его не победили. Теперь у меня две армии, и каждая из них больше, чем та, с которой я ходила на Ольстер два года назад. Я говорю это тебе для того, чтобы ты понял, что вы уже проиграли. Я знаю, что ты считаешь Кухулина почти богом, но он всего лишь человек, и его можно убить. Подумай об этом.

Она неожиданно подалась вперед и зашептала мне прямо в лицо.

— Подумай! Неужели ты все еще считаешь, что Кухулин сможет победить такое количество воинов! Если да, то скажи мне, и я не стану смеяться. Я видела, на что он способен, и я знаю, что возможно, а чего не может быть никогда. Я не верю, что ему удастся нас победить. Да, конечно, многие погибнут, но он будет одним из них. Те, кто пойдут со мной, чтобы умереть, будут счастливы, если он умрет вместе с ними. А когда не станет Кухулина, то придет конец и Красной Ветви. Имейн Мача погрузится в молчание, ее очаги остынут, и вороны будут беспрепятственно летать меж ее стен.

У меня возникло такое чувство, будто меня только что присудили к пожизненному заключению за преступление, которое я не совершал. Мейв снова откинулась на спинку кресла.

— Говори. Ты думаешь, что Кухулин сможет победить такую армию, как моя?

— Нет, разумеется, я так не думаю. Он погибнет, пытаясь это сделать, и, вероятно, я погибну вместе с ним, хотя не хочу ни того, ни другого. Я говорю от имени короля, — продолжил я, стараясь, чтобы в этих словах ощущалось должное достоинство. — Что вам нужно?

На ее лице появилась удовлетворенная улыбка.

— Не так уж много.

— Что?! — заорал Кухулин.

Я попытался его успокоить, но он расхаживал вокруг меня кругами, словно был лошадью, а я — его объездчиком. Эмер стояла в тени недалеко от нас. Кухулин возбужденно почесал подбородок.

— Чего, говоришь, она хочет?

— Чтобы Конор отправился в изгнание. Ей нужны Фермана и Тирон. Дань в течение следующих десяти лет. И ты.

Он замер.

— Я?

Я заметил, что Эмер подалась вперед, намереваясь что-то сказать, но осеклась и снова замерла.

Я кивнул.

— Ты.

Он снова принялся расхаживать по комнате.

— Меня она заполучить не сможет. Это ведьма, насквозь пропитанная ядом, и я поклялся защищать от нее Ольстер. Почему она решила, что я соглашусь явиться в ее замок, чтобы подвергнуться унижениям и насмешкам?

Мне ничего не оставалось, как пожать плечами.

— Потому что это единственный способ не допустить уничтожения Ольстера.

— Я скорее умру.

— Это вариант, о котором она также упомянула, — кивнув, сказал я.

Краем глаза я увидел, что Эмер снова встрепенулась. Она подошла к Кухулину, бесшумно ступая по полу.

— Ты считаешь, я именно это и должен сделать?

Я не знал, что ответить. Он уставился на меня без всякого выражения.

— Я не страшусь смерти, — сказал он.

Это было всем известно. Я промолчал.

— Ты считаешь это странным, — продолжал Кухулин.

Я нахмурился.

— Нет, не странным, так как я знаю многих людей, которые относятся к этому точно так же. Непостижимым — да, но странным я больше это не считаю.