Шрифт:
Некоторое время мы ехали молча. Ярко сияло солнце, а по обеим сторонам дороги проглядывали первые весенние цветы. Подумав о наступающей весне, я представил буйство цветов, жужжание насекомых, и, несмотря на ситуацию, в которой мы оказались, погрузился в мечтательную полудрему. Я вспоминал весну в Италии, где насекомые жужжали весь день напролет, и постоянно мелькали в воздухе. Теперешнее ощущение было таким же.
Впрочем, жужжание становилось очень громким, слишком громким. Я встрепенулся и посмотрел на Кухулина. Он стоял прямо, словно его спина обо что-то опиралась, и смотрел вперед, как фигура на носу корабля.
Насекомые исчезли. Вместо них нас окружали звуки, явно издаваемые людьми. Я слышал повелительные окрики, визг ободьев, задевающих твердые кочки, скрип металла, трущегося о металл, резкий цокот копыт на камнях и сотни других звуков, которые производят люди, движущиеся походной колонной. Я огляделся по сторонам. Нас окружала густая стена деревьев, и никаких людей видно не было, и тем не менее мы находились среди них.
— Коннотцы? — спросил Кухулин, приподнимая бровь.
Я пожал плечами.
— По крайней мере, не ольстерцы.
Все ольстерцы валялись в своих постелях, корчась от боли. Люди, передвигавшиеся в таком количестве, были врагами, откуда бы они ни шли. Кухулин улыбнулся и ухватил целую пригоршню дротиков. Он прислонил их к стенке колесницы и прижал ногой. Потом достал пращу и повесил на шею мешок с сушеными мозгами, чтобы их можно было быстро доставать. Я знал, что у меня самого вряд ли будет время для непосредственного участия в бою, но, тем не менее, на всякий случай позаботился, чтобы под рукой было несколько копий.
— Готов? — спросил Кухулин.
Я кивнул.
— Куда?
Он поднял омертвевшую руку здоровой рукой, используя ее в качестве указки, и рассмеялся.
— Вперед. Рано или поздно мы встретимся с ними.
45
Когда меня в последний раз посетили дочери Калатина, это привело к тому, что я всю оставшуюся жизнь стал ощущать холод в костях. Я чувствовал этих чудищ внутри себя, чувствовал, как сердце сжимают их худые жесткие пальцы, но мне ничего не оставалось делать, как только неподвижно лежать и смотреть сон, который они мне навеяли.
Мейв нетерпеливо барабанила пальцами по ручке кресла. Эйлилл сидел рядом с ней, он был совершенно спокоен, являя полную противоположность возбужденной жене.
В комнате было холодно. В углу стояла окованная серебром шкатулка, а перед королевой и ее мужем замерла рыжеволосая женщина, та самая, которую Эйлилл встретил в пещере во время первого похода на Ольстер. Она говорила, не поднимая головы.
— Ты с-с-снова позвала нас-с-с. Чего ты желаешь?
— Где Кухулин?
Рыжеволосая женщина подняла голову и склонила ее набок, словно прислушиваясь, затем посмотрела на Мейв бледными глазами с красной каемкой.
— Мы выманили его из Глухой Долины. Сейчас он направляется к тебе с человеком из моря, с-с-своим колесничим. Они уже вступили в бой с королем Ленстера в лесс-су, к с-с-северу отсюда, и твои с-с-союзники остались лежать с-с-среди деревьев, с-с-словно красные ос-с-сенние листья.
Мейв сцепила пальцы и подалась вперед, нетерпеливо спросив:
— Он умрет сегодня?
Наступило молчание. Рыжеволосая женщина какое-то мгновение колебалась, а потом подняла руку, будто пытаясь сдвинуть невидимый занавес.
— Нам… не дано этого увидеть.
Мейв снова откинулась на спинку кресла. На лице Эйлилла появилась саркастическая усмешка.
— Тогда что же вам дано увидеть? — спросил он.
Рыжеволосая бросила на него такой взгляд, что он смущенно заерзал. Потом она улыбнулась, обнажая черные зубы.
— У него есть три копья.
Эйлилл вопросительно приподнял бровь.
— Всего три? В таком случае мы весьма быстро с ним расправимся.
— Замолчи! — оборвала его Мейв. — Продолжай. Что это за копья?
Женщина устремила взгляд в пространство, и ее глаза подернулись туманом.
— Три копья. Три копья, которые убьют трех королей.
Эйлилл натужно рассмеялся.
— Каких-то определенных королей или просто первых трех, которые попадутся ему под руку? — спросил он.
Мейв в ярости повернулась к нему.
— Если ты не заткнешься, то я убью тебя прежде, чем такая возможность предоставится Кухулину!