Коналл хитро улыбнулся.

— И ты именно так считаешь?

— Я считаю, что всегда безопаснее предположить наиболее вероятный из двух противоречащих друг другу вариантов. Если ты предлагаешь мне сделать выбор — или Кухулин — плод кровосмесительной связи Конора с сестрой, и поэтому король помогает ему, или король сделал то, что сделал бы для мальчика, находящегося под его защитой и покровительством, любой достойный человек, то я предпочел бы считать, что он достойный человек.

Коналл улыбнулся, уставился на свои башмаки и покачал головой, потом искоса взглянул на меня. Он не поверил ни единому моему слову.

В оружейной было темно, лишь тонкие полоски света проникали сквозь узкие бойницы, расположенные под самым потолком. Некоторые лучи падали на лежавшие на полу доспехи, отражаясь в драгоценных камнях и полированном металле радужными бликами, от которых слепило в глазах и еще больше болела голова.

Конор подошел к дальней стене, там в углу стояла огромная связка копий. Он взял одно из них, осмотрел и бросил его Кухулину тупым концом вперед. Мальчик поймал его одной рукой, перевернул копье и сильно ударил торцом древка о каменный пол. Копье задрожало и раскололось прямо в руке мальчика по всей длине. Он посмотрел на расщепленное дерево и, не сказав ни слова, отбросил испорченное копье в сторону.

Я вспомнил, как у ворот замка Куллана он подбросил копье в воздух и поймал его в дюйме от своей груди.

Конор и Кухулин долго смотрели друг на друга, не произнося ни слова. Потом Конор взял еще одно копье и бросил его острием вперед, целясь так, чтобы оно пролетело в паре футов от мальчика. Кухулин даже не сдвинулся с места. Наконечник копья просвистел над его плечом, рука Кухулина метнулась вверх и сомкнулась на середине древка. Он подбросил копье, ухватил его за конец, и, сделав им широкий круг, ударил металлическим наконечником об пол, высекая искры. Наконечник согнулся и отлетел в сторону.

Король вскинул руки вверх и рассмеялся, на этот раз над самим собой.

— Достаточно! — продолжая хохотать, воскликнул он. — Боюсь, так у нас вообще не останется оружия.

Он, перешагивая через сломанные копья, прошел в соседнее помещение и через мгновение появился снова, держа в руках огромное копье, свое собственное. (Когда барды воспевали воинские подвиги Конора, они называли его копье «мозгоколом». Римские солдаты тоже давали имена своему оружию, особенно осадным машинам. В Седьмом легионе в Галлии была гигантская катапульта, которую называли «кельтодавом».) Поставленное вертикально, копье Конора было выше головы взрослого мужчины, а толщиной — с мое запястье. Древко было сделано из полированного ясеня, покрыто по всей длине гравировкой из белого золота и инкрустировано огамическими письменами с именем короля. Он протянул копье Кухулину, тот с улыбкой принял его, поднял вверх и с силой ударил о землю. У нас с Оуэном задергались лица и перехватило дыхание, однако дерево издало низкий гудящий звук и отскочило, оставшись целым. Кухулин усмехнулся.

— Вот это копье! — воскликнул он.

Конор, улыбаясь, кивнул.

— Да, это уж копье так копье, — подтвердил он. — Пусть многие коннотцы падут под его ударами, — он оглянулся. — Так, теперь давай подберем тебе колесницу.

Конор повел Кухулина к находившимся поблизости конюшням, где выстроился целый ряд колесниц. Король провел рукой, показывая на них.

— Выбирай, — сказал он.

Кухулин, не глядя, подал мне копье, настолько естественно, что я взял его, даже не задумываясь. Он подошел к ближайшей колеснице и взобрался на слегу.

— Ну, что скажешь? — спросил Конор, глядя, как мальчик с интересом осматривает колесницу.

Кухулин двигался внутри колесницы, сосредоточенно прислушиваясь к своим ощущениям. Потом он остановился, напрягся и, подпрыгнув, опустился всем весом своего маленького тела на один из участков доски. Раздался треск, и колесница раскололась прямо посередине.

На какой-то момент мы застыли с изумленно раскрытыми ртами. Кухулин выбрался из обломков колесницы и целеустремленно направился к следующей. Конор шагнул вслед за ним.

— Племянник, — позвал он и, когда мальчик оглянулся, показал ему в сторону своей колесницы.

Мы были поражены щедростью подарка короля, в то же время понимая, что он, вероятно, спас от разрушения большую часть других колесниц.

Королевская колесница была самой большой в Имейне. Слегу сделали из цельного ствола, пол вырезали из одной дубовой доски, боковые части соорудили, выгнув кусок коры, а по всей окружности шли три обруча, выкованные из красного золота. По бокам сверкали бронзовые ручки, поводья и уздечки были украшены яркими драгоценными камнями. Лицо Кухулина засветилось от радости. Он поднялся на колесницу и походил по ней, что-то проверяя, к чему-то прислушиваясь. Потом он повернулся к королю, светясь от удовольствия.

— Вы разрешите?

Король улыбнулся.

— Конечно, — ответил он. — Она твоя.

Мы с Оуэном знали, что Конор очень ценил и свое копье, и колесницу, которые считались лучшими в Ольстере. Это делало подарок еще более щедрым. Однажды я видел, как Оуэн подарил свой кубок какому-то человеку лишь по той причине, что тому очень понравился этот сосуд. Я заметил на лице барда тень сожаления и спросил, почему он отдал свой любимый кубок, если у него в комнате нашлась бы дюжина других, о которых он бы и не вспомнил. Оуэн удивился моему вопросу.