— Хватит! — крикнул жрец, и выхватил из его руки кубок.

Конор в недоумении уставился на него, а затем попытался напасть на жреца, но Каффа обрушил на его голову свой посох, и Конор свалился как подкошенный. Жрец продержал его взаперти три дня и три ночи. Когда он пришел, чтобы выпустить Конора, тот был трезвым и вновь обрел способность мыслить здраво. Он спросил у Каффы, что ему делать.

— Отзови своих ищеек, — потребовал жрец. — Пригласи своего верного друга Осну, которого ты отказываешься видеть уже почти три года. Прими то, что Найзи и Дердра сделали свой выбор и что Дердра скорее будет жить в изгнании нищей, чем согласится быть твоей женой. Залечи раны своего королевства, поскольку это в силах сделать только ты сам.

Конор посмотрел на него.

— Ты знаешь, где они прячутся?

Каффа покачал головой.

— Нет, но если ты объявишь, что простил их, они об этом услышат. Думаю, они примут твою защиту и вернутся домой.

До Конора дошло, что он впервые за последние два года может ясно мыслить, и он решил последовать совету Каффы.

Когда сыновья Осны услышали, что Конор публично заявил о прощении, помирился с их отцом и предложил им свое покровительство, то очень обрадовались. Братья танцевали от счастья на песке вокруг маленькой рыбацкой хижины, которая была их домом почти целый год. Найзи с улыбкой повернулся к Дердре и обнаружил, что она сидит в сторонке и по ее щеке катится слеза. Он опустился возле нее на колени и ласково спросил, почему она не веселится вместе с ними.

Дердра посмотрела на него, и взгляд ее был полон любви и сожаления.

— Потому что я не верю в его прощение, — сказала она. — Он испытывает к нам неприязнь, поскольку то, что у него забрали, никогда нельзя будет вернуть. Ради чего же он так легко простил нас? Я никогда не буду чувствовать себя в безопасности под его защитой. Более того, меня страшит это покровительство.

Все трое братьев пытались уговорить Дердру, но та оставалась непреклонной. Она не поедет к Конору и не позволит сделать это Найзи. Такой ожесточенной Найзи никогда ее не видел и начал уже склоняться к ее мнению, как вдруг у Ардана возникла идея.

— Я знаю, что делать, — заявил он. — Мы попросим Фергуса взять нас под свою защиту и проводить домой. Он — человек слова, и если он согласится нас сопровождать, то нам нечего страшиться.

Братья дружно согласились, что это хороший план. Дердра спорила с ними, но мужчины решили, что если за ними приедет Фергус вместе с их другом Дабтахом и сыном Конора Кормаком, которые вместе с братьями состояли в Отряде Юнцов, то она едва ли будет продолжать настаивать на своем. Наконец Дердра встала и от безысходности развела руками, понимая, что она не сможет остановить их. Она обняла их, одного за другим, будто прощаясь перед далеким и опасным путешествием.

— Мы уедем отсюда, — сказала она, — хотя я и не доверяю королю. Но вы настроены ехать, и поэтому лучше я буду подвергаться опасности вместе с вами, чем останусь в безопасности, но без вас. К тому же если те хорошие люди, о которых вы упомянули, готовы прибыть сюда и защитить нас, возможно, все и закончится хорошо.

Она пыталась улыбаться, слушая, как они весело говорят о перспективе возвращения, а Найзи старался ее всячески успокоить, но ее глаза оставались печальными.

Ардан прибыл в Имейн Мачу один и сообщил Конору, что он с братьями и Дердрой готов вернуться и принять его покровительство. Конор обнял Ардана, всячески выражая ему свою признательность и восхваляя мужество сыновей Осны. Он говорил о своем глубоком уважении к ним, но ничего не сказал о Дердре. На следующий день Конор вызвал к себе Фергуса, Дабтаха, своего сына Кормака и еще нескольких воинов, о которых упоминал Ардан, и попросил их сопровождать Ардана туда, где их будут ждать Найзи, Дердра и Эйнли. Эскорт, возглавляемый Фергусом, отправился в путь на следующий день. Вслед раздавались громкие радостные возгласы по поводу воцарения мира среди жителей Ольстера и возвращения могучих воинов из клана Осны.

Когда отряд достиг условленного места встречи, братья Ардана горячо приветствовали прибывших. Фергус сообщил сыновьям Осны, что они теперь под его защитой, и убедил их в добрых намерениях короля. Вечером, во время пира у костра, в темноте и суматохе веселья никто не заметил, что Калум МакФотна тайком исчез. Он погнал своего коня в ночной тьме галопом, чтобы доложить Конору об увиденном.

— Ну? — спросил Конор. Его голос был тихим, но нетерпеливым, и все его тело подалось вперед, согнувшись крюком. — Мне сообщали, что она растолстела, поскольку носит ребенка, и что ее лицо стало некрасивым и покрылось морщинами от работы под ветром и дождем. Утверждали, что ее кожа и волосы огрубели, руки стали красными, а глаза потускнели от тяжелой жизни. Так ли это? Я хотел бы этому верить, но подозреваю, что все это было сказано для того, чтобы облегчить мне боль потери. Ты ее видел? Только не лги мне.

Калум кивнул, но промолчал. Конор заметил его нерешительность и понял, в чем дело. Он неожиданно прыгнул с трона и, схватив Калума за волосы, придавил его к стене. Король прижал свой меч к горлу Калума с такой силой, что порезал его кожу, отчего брызнула кровь, и сказал:

— Клянусь, что убью тебя, если ты посмеешь мне соврать. Говори!

Калум закрыл глаза.

— Она стройна как стрела и вовсе не беременна. Время сделало ее волосы более густыми и превратило девушку в прекрасную женщину. Скитания никак не отразились на ней. Каждое движение она делает с грацией танцора, так что ни один мужчина не в силах отвести от нее взгляда, а когда она отдыхает, то каждого, кто смотрит на нее, наполняет ощущение, будто она лежит в его объятиях. Когда я находился рядом с ней, я чувствовал себя мужчиной, причем казался себе лучшим из всех. И я знаю, что то же самое ощущают и все остальные. Взгляд ее темных глаз ясен и спокоен, а кожа нежна, как шейка гусенка, и в свете огня сверкает чистым золотом. Она — самая прекрасная из всех женщин, которых мне довелось увидеть в своей жизни.

Какое-то мгновение у Конора был такой вид, будто он намерен убить Калума, но затем король с проклятиями отпустил его и рухнул в свое кресло. Конор ощутил, что в нем снова вспыхнула страсть, и стал бороться с ней, вспомнив о своих добрых намерениях. Ему оставалось надеяться, что, когда он увидит Дердру, его ярость исчезнет и останется только радость от ее возвращения.

Ему казалось, будто в его тело вселились двое мужчин. Один Конор рассчитывал, что старые чувства ушли, и жаждал только мира и спокойствия, чтобы снова стать великим королем. Другой Конор видел перед собой одну лишь Дердру и думал только о том, что следует сделать, чтобы обладать ею.