Глава 9. Четвертая жертва

Говорят, что сны по большей части - это своего рода клубок из всего того, что задело нас в течение дня, не успев сформироваться в конкретные мысли и слова. Сон той ночи - наглядная иллюстрация верности сей мысли: мне снился Франсуа Шюни, о котором я сроду не думал и практически не замечал в коллективе центрального офиса "Садов" в Париже до всей этой истории с волхвами. И вот после встречи с Селин где-то не периферии моего сознания в тот день застрял солидный "гвоздь": серый паренек из штата бухгалтерии не так прост, каким желает казаться, и каким-то боком задействован во всей кровавой драме.

В самом деле: при визите инспектора он дал краткие показания, что никаким боком не причастен к этому делу, потому как ушел сразу по окончанию спектакля; на следующий день, жалуясь на головную боль, отпросился у меня с работы. Я отпустил парня, тут же выкинув из головы его визит в мой кабинет. Между тем вечером неожиданно выяснились очень любопытные обстоятельства.

Первое: благопристойнейший Шюни был "парнем" участницы благотворительного спектакля - бывшей воровки Селин. Второе: что-то между ними было нечисто, раз оная Селин, с большим удовольствием используя меня в роли передающего звена, сообщила, что волноваться-бояться больше нет причин, все приведено в порядок. Интересно, о чем тут шла речь и чего так боялся Шюни?

Само собой, я и не думал обо всем этом, когда отправлялся в постель в своем гостиничном номере "Садов", в моей голове были только наши с Андреем ностальгические воспоминания о пылкой юности в стенах института кинематографии, о тогдашних наших честолюбивых мечтах и надеждах. Засыпая, я вновь видел себя на учебной студии Школы (так мы называли ВГИК) в роли Горацио - пожалуй, моей лучшей роли за весь год учебы. И вот после этого "вступления" мне вдруг приснился сон, никаким боком не совпадающий с эпизодами московской юности.

Во сне я бесконечно двигался по беспросветному туннелю, выслушивая отчаянный монолог Франсуа Шюни. Сказать по правде, я, собственно, совсем не слушал, о чем конкретно парень ныл, размышляя лишь о том, как бы мне поскорее выйти из бесконечной темноты и не пропустить свидания с дражайшей Соней Дижон. Я даже попытался было рассказать Франсуа о своей прекрасной возлюбленной, только бы прервать его бесконечное монотонное нытье.

– Но почему же вы меня совершенно не слушаете!
– горестно воскликнул он, и впервые я понял смысл его реплики - до того все превращалось лишь в монотонные бессмысленные стенания.
– А ведь я вам все честно рассказал, хотя мог бы и промолчать для собственного спокойствия!

– Промолчать о чем?

Я задал этот простой вопрос с видом Шерлока Холмса, осмысливающего всю поступившую к нему информацию. Франсуа остановился, уставившись на меня с отчаянным видом.

– Значит, вы и правда меня совсем не слушали? Боже мой, выходит, я не зря боялся! Что же теперь делать?..

Между тем впереди мелькнул неясный блик света. Я улыбнулся, пару раз хлопнув бухгалтера по плечу.

– Свет в конце тоннеля! Не дрейфь, прорвемся!..

Тут же все потонуло в теплой бездне, а через считанные мгновенья, словно некто похлопал меня по щеке, я вдруг молниеносно вынырнул из глубокой пучины сна в сероватые сумерки яви.

Открыв глаза, я осознал, что лежу на кровати номера, все еще погруженного в сумрак раннего утра, а мой телефон просто-таки разрывается от монотонного вибрирования, потому что вечером я имел мудрость полностью отключить звук. Взглянув на "автора" звонка, я невольно нахмурился: звонил комиссар Анжело, а на часах было семь-пятнадцать утра.

Да, то утро с самого начала выбивалось из привычной мирной колеи. Неожиданный ранний звонок мгновенно разбил всю гармонию зарождавшегося дня: отменив душ и традиционный кофе с круассанами, я рванул прямиком к офису "Садов", стуча зубами от волнения, если не сказать паники. И было от чего забить тревогу: как сообщил мне по телефону комиссар Анжело, у дверей черного хода офиса "Садов Семирамиды" несколько минут назад случайным прохожим, спешившим домой с ночной смены, был обнаружен еще один труп.

– Труп еще одного волхва?
– ощущая явную неуместность собственной "остроты" дурного тона, поинтересовался я и услышал в ответ сдержанно-вежливый ответ комиссара:

– Отнюдь. Труп вообще не имеет никакого отношения к театру благотворительного центра. Но убитая работает в клинике центра: Роза Брютель, медсестра. Вы случайно не были с ней знакомы?..

Сами понимаете, этот вопрос я воспринял как весьма прозрачный намек на мою сопричастность ко всем убийствам, и это не слишком подняло мне настроение. В итоге я прибыл на место невыспавшимся, взъерошенным и недовольным всем миром в целом и комиссаром Анжело в частности.

Комиссар встречал меня у полицейской машины, припаркованной в двух шагах от центрального входа в наш офис. Это дало мне дополнительный заряд занудства: я старчески поджал губы и вместо приветствия произнес нудный монолог о том, что полицейские машины не украшают ни один из известных мне офисов косметических фирм, а потому комиссару неплохо бы припарковаться где-нибудь в сторонке от приличных учреждений.

Комиссар выслушал меня с кислой улыбкой и, пропустив претензии мимо ушей, без предисловий приступил к делу.