Даже не услышав, а почувствовав рядом какое-то движение Панин обернулся и увидел что подошли Корнилий с Ахметом.

— Что скажешь? — шепотом спросил Михальский.

— Сторожатся анафемы, — так же тихо отвечал ему Федор, — не подобраться никак.

— На одежу их внимание обратил?

— Одежа как одежа, — не понял парень, — немецкая.

— Немецкая, — согласился Корнилий, — только не все немцы такую носят. Тебе она нечего не напомнила?

— Царевы драгуны в похожих кафтанах ходят и у меня такой для праздника, — подумав, ответил Федор.

— А на стяги их поглядел?

— Свейские у них стяги, — пробурчал ничего не понимающий жилец, — да еще один странный, вроде бычачьей головы в короне.

— А ты такую голову нигде не видал?

— У Анисима на бердыше таковое тавро, — начал догадываться парень, — так они…

— А пес его знает, — остановил Федьку Корнилий, — то есть, это конечно полк, которым государь командовал на шведской службе, да только не ясно за какой надобностью он сюда идет. Не затеяли бы шведы какой каверзы.

— А сказывают король свейский нашему государю родня?

— Родня, только родные братья тоже бывает режутся, а тут… К тому же, вон тот ратник меня смущает.

— А чего с ним не так? — Удивленно спросил Федька глядя на долговязого немца в берете и клетчатой епаче.

— Да с ним-то все так, вот только он шотландец, а не немец. А государь наш, когда герцогом был, свой полк в неметчине верстал.

— Хоть бы один отошел по нужному делу, глядишь бы и расспросили что они за люди и какому богу веруют.

— Хорошо бы, только чисто все надобно сделать, вдруг и впрямь свои. Государь самое позднее завтра подойдет, надобно хоть что-то узнать про сиих ратных.

Однако упрямая греческая девка Фортуна никак не хотела улыбаться русским лазутчикам. Непонятные солдаты упорно не желали выходить из своего лагеря, а если такое и случалось, то выходили не менее как втроем и держали оружие наготове. Наконец наступила ночь и в лагере начали укладываться спать. Часовые, впрочем, бдительности не теряли, но наступившая темнота позволила Федору и Ахмету с тремя бывшими татями подобраться почти вплотную к вагенбургу. Их внимание привлек давешний немец, которого Корнилий назвал шотландцем. Вставший, очевидно, по нужным делам он направился к ближайшей телеге, но возничий, а затем и ближайший часовой заругались на него и заспанный бедолага ворча отправился к берегу. Костры и факелы это место почти не освещали и немец, ослабив завязки на коротких до колена штанах, зажурчал блаженно щурясь. Сделав свое дело он собрался было идти назад, но в этот момент чьи то крепкие руки схватили его и надели на голову мешок. Последнее что успел подумать перед тем как потерять сознание шотландец, это что у схватившего его по меньшей мере три пары рук.

Качество войска во многом зависит от того может ли оно совершать быстрые маневры. Возможно в смысле выучки и дисциплины мои войска еще не бог весть какая величина, но вот делать скорые переходы они умеют. На четвертый день мы догнали ушедших на разведку быстро конных всадников Михальского обнаружившего неведомою пехоту у небольшого местного озерка.

— Ты выяснил кто они такие? — Спросил я Корнилия, едва он появился передо мной.

— Еще нет, государь, но думаю этот человек нам расскажет, — с этими словами передо мной вытолкнули связанного и растрепанного человека.

Пока его развязывали Корнилий тихонько шепнул мне:

— Государь, вам следует знать что над войском были шведские и мекленбургские флаги.

— Интересно, но что-то этот парень не очень похож на моих солдат.

— Он шотландец.

— Вот как? Все страньше и страньше…

Между тем развязанный и немного очухавшийся пленник поднялся и я с удивлением узнал его.

— Джон Лермонт!?

— К вашим услугам, — немедленно отозвался тот и тоже узнал меня, — ваше королевское высочество, хотя, наверное, величество, вы я слышал стали королем в здешних местах.

— Точно, стал, а вы вообще как здесь оказались, дружище и кто эти люди в лагере?

— Это ваш полк, sire.

— В каком смысле… в смысле, что они здесь делают?

— Э… видите ли ваше величество, после того как король Густав Адольф отозвал генерала Делагарди, военным губернатором Новгорода и главнокомандующим шведскими войсками стал граф Спаре. Не могу ничего сказать плохого, про сего доблестного, хотя и пожилого уже государственного мужа, но он, почему-то с самого начала невзлюбил ваш полк. Ваши люди всегда первыми шли в бой и последними получали жалованье. Так что после того как они завоевали шведам почти всю южную Ливонию, их осталась едва половина от прежнего состава и это не добавило им любви к шведской короне. Так что когда жалованье перестали платить вовсе и эти невыплаты продолжались целую зиму полковник Гротте под давлением своих офицеров и солдат не нашел ничего лучшего как повести полк к вам.

— Какую занимательную историю вы рассказали мне Джон. И что же много моих солдат уцелело.

— Боюсь не слишком, sire, я помню, какую великолепную часть вы привели в Новгород, но от тех блестящих военных мало что осталось. Теперь в вашем полку едва ли восемь сотен пехоты и полторы сотни кирасир

— Печально, но я думаю, что у меня будет еще возможность предъявить счет господину Спаре. — Скрипнул я зубами, вспомнив сколько сил пришлось положить на формирование своего полка. Немного успокоившись, я снова обратил внимание на шотландца, — Ну, хорошо, а что в моем полку делают шотландцы?