— Так!.. — сказал полковник и забарабанил пальцами по столу.

— Между собой они обменялись несколькими фразами, затем охотник ушел, а Подгорец взял еще одну кружку пива.

— Ни о каких цифрах в их разговоре речь не шла?

— Нет.

— Понимаете, — полковник вынул из ящика стола лист бумаги, на котором были написаны цифры: 19–24–49, и подал его Гридасову. — Это получилось при расшифровке неполностью принятой телеграммы.

— Передавалась в одиннадцать тридцать пять вечера?

— Да… Откуда вам это известно?

— Я утром заходил на сигнально-наблюдательный пост, вахтенный радист случайно принял эту телеграмму полностью. Вот она, — и Гридасов вынул из нагрудного кармана сложенный вчетверо лист бумаги.

Полковник сразу же нажал кнопку звонка и, когда в кабинет зашел дежурный, передал ему лист.

— В шифрпост! — коротко приказал он.

— Да, я не знал, что в этом районе так плохо проходят радиоволны, — сказал Гридасов.

— Наши радисты прямо мучаются. Бывают такие моменты, что совершенно связь прерывается — сплошные помехи. Ничего не попишешь — руда здесь такая, что создает сильную магнитную аномалию. За состоянием телефонной связи мы особенно следим, на нее вся надежда. Ну, да об этом после. Постарайтесь вспомнить, о чем говорили, что делали Подгорец и «охотник». До мельчайших подробностей.

Гридасов рассказал все, что видел и слышал. Когда он закончил, полковник проговорил:

— Так, так!.. Ракушечник, юрский период, из этого строим. Интересно!..

— Товарищ полковник, нужно…

— Позвонить? Так сейчас и сделаем, — и Дзюба снял трубку. — Строительство? Производственно-технический отдел. ПТО? Скажите, какой размер пиленого камня-ракушечника на стройке применяется? Обычный стандарт… Девятнадцать на двадцать четыре и на сорок девять сантиметров… — повторял полковник ответы работника производственно-технического отдела, с улыбкой глядя на Гридасова. — Бывают отступления от стандарта, но незначительные… Хорошо. Спасибо!.. Почему вдруг начали интересоваться размером штучного камня-ракушечника? Не знаю. А что, разве еще кто звонил? В девять вечера? Нет, не знаю, не знаю, — и полковник положил трубку. — Ясно?

— Ясно! Вернее, ничего не ясно.

— Сейчас прояснится, — и Дзюба взял трубку телефона внутренней связи. — Шифрпост? Как радиограмма? Расшифровалась! Ракушечник белый, юрский и цифры. Отлично! Значит, некто, называющий себя Андреем Подгорцем, показал «охотнику», какой камень используется на стройке. Тот, в свою очередь, узнал размеры штучного камня и передал эти данные по назначению.

— Да, но к чему такая точность? Белый, юрского периода…

— Э, батенька, они в этих вещах ошибаться не любят. Ведь ракушечник может быть разных цветов — белый, серый, кремовый, желтый, а от периода, в котором образовались осадочные породы, зависит их твердость. Но каков этот «охотник»! При себе носит портативную радиостанцию…

— Вы думаете, что она при нем?

— Работа ее запеленгована около села Каменки. Наши хлопцы проверили это место — голая степь, ровная дорога.

Полковник замолчал. Молчал и Гридасов. В повисшей тишине еле слышно звучал голос диктора, сообщавшего последние известия.

— Но не для того же затеяли они все это, чтобы выяснить, из какого материала строятся цеха комбината! — нарушил молчание Гридасов.

— Нет, конечно. Я думаю… Впрочем, ладно. Нам нужно не спускать глаз с «охотника» и этого, Подгорца. С «охотником» легче, он у нас на виду, а вот Подгорец…

— Необходимо в бригаду Семенисова направить еще одного каменщика…

…Хорошо смотреть с борта катера в таинственную прозрачно-зеленую глубину моря. Толщу воды пронизывают солнечные лучи, иногда в их свете блеснут серебряные капельки мальков, промелькнет темная молния крупной рыбы, неподвижно покачивается белесый шар медузы… Но это в море. А в гавани вода мутная, покрыта разноцветной нефтяной пленкой. Плавают отбросы пищи, куски дерева, пакля. Да и рыба здесь какая-то нахальная. Вот вынырнула одна из глубины, неторопливо подплыла к размокшему куску хлеба, отщипнула крошку, чем-то эта крошка не понравилась — выплюнула.

«Сыта», — подумал Рябинников и тут же забыл о рыбке. Он был в таком состоянии, когда окружающее для него почти не существовало. Он видел все: и мутную воду, и корабли в гавани, и портовые сооружения, и здания города за ними, — но в то же время все как бы расплывалось в тумане, было отгорожено от него полупрозрачной стеной. И все эта подлодка. Вчера вечером опять катер был в дозоре, и опять на траверзе Белого мыса он услышал шум винтов подводного корабля. Лодка на самых больших оборотах уходила в открытое море. Когда катер приблизился к ней настолько, что реверберация не мешала установить контакт, лодка была уже за пределами пограничной полосы.

— Все голову ломаешь, как подлодку поймать? — услышал Павел за спиной голос Лиходеева и вздрогнул от удара по плечу.

— Да, — признался Рябинников, — не дает она мне покоя. Что ей здесь нужно — это выяснят. Другое меня мучает. Ведь на лодке есть тоже гидроакустик и, наверное, неплохой. Нас они обнаруживают своевременно и успевают уйти за линию пограничной полосы.

— Технику, брат, на бога не возьмешь, — посочувствовал Лиходеев. — Надо как-то ее перехитрить.

— Вот именно — перехитрить. И у меня есть план…