–  Лежи, дядя, выздоравливай, - сказал Петька, - а вечером пойдем, когда не жарко будет.

Развели небольшой костерчик. И стали варить рыбу. Тимка достал из мешка горсть корешков, бросил в котелок и тщательно размешал.

Таня отвела Петьку в сторону, спросила:

–  Почему ты решил идти вечером, а не сейчас? Вислоухий уже двумя ногами запросто шевелит, я сама видела.

–  Днем может увидеть Костоедов. Пожарище начнет разгребать, ничего не заметит и бросится в погоню.

–  У него же нога больная.

–  Он, гад белогвардейский, и на больной ноге побежит, и стрелять будет издали. И этот, - Петька кивнул в сторону Вислоухого, - увидит Костоедова, сразу же нападет на нас.

–  Ты не веришь ему, Петька?

–  Не верю. Простачком прикидывается, делает вид, что во всем сознается, и разговаривает специально, как ребенок - не бросайте меня, рабом буду… Так я ему и поверил, предателю.

–  Идите шамать, - позвал Тимка.

Рыбная каша с кореньями попахивала болотом, но была хороша. Наелись быстро. В котелке осталось больше половины. Вислоухого будить не стали. Котелок спрятали между камней, сверху прикрыли ветками. Шурке дали нож, стрелы, лук и приказали сторожить.

–  И не спускать глаз со степи и с этого, - Петька кивнул на Вислоухого.

–  А меня кто сменит?

–  Я сменю.

–  Как солнце в затылок засветит, без церемониев растолкаю тебя.

–  Ладно, Шурка.

Таня, Тимка и Петька легли в теплую канавку и под трели, льющиеся с неба, крепко заснули. Щурка повесил на себя лук, взял стрелу, пощупал пальцем, крепко ли Петька приделал наконечник, и забрался на гребень вала. Притаившись в траве, стал сосредоточенно, как дозорный, всматриваться в холмистую даль.

Солнце задевало горизонт, когда Петька, словно от боли, дернулся и проснулся. Спал Тимка, спала, сжавшись в комочек, Таня. Спал часовой - Шурка Подметкин! В кулаке он сжал длинную стрелу с каменным наконечником. Петька посмотрел вниз, телогрейка лежала на месте. Вислоухий исчез.

ВОСТОЧНАЯ ГРАНИЦА. КРУПИНЦЕВУ.

В вашем секторе с 10 до 13 московского времени, на высоте 800 метров, в сторону квадрата В-39-И пойдет немецкий самолет «Юнкерс» с овальными контурами крыла, типа моноплан. Двухмоторный, камуфлированный под цвет скалистых гор и тайги. Пропустите. Дублирую: пропустите.

Вершинин

Петька вскочил на ноги и увидел Вислоухого. Он сидел у костра и с наслаждением ел рыбную кашу. Посмотрел на Петьку: уж простите, я тут без вас хозяйничаю.

–  Ешь, дядя. Тебе оставили.

Петька с ненавистью посмотрел на спящего Шурку. Рядом с ним лежал лук, нож, оструганная палочка и стружки. Петька незаметно ощупал у себя пояс - карта была на месте.

–  Дядя, ты идти сможешь?

–  Полегоньку смогу. Я тут ходил, вон до той ямки и обратно. Слава богу, кажется, проходит, радикулит меня скрутил. Он простуды боится. А я, как бездомный пес, уж сколько времени мытарюсь, - Вислоухий сделал страдальческую мину и попытался всхлипнуть.

Петька заметил, что диверсант притворяется, но сдержал гнев и спокойно спросил:

–  Дядя, а ты дорогу до лабиринта знаешь, хотя бы примерно?

–  Не знаю, - он опять заговорил плаксивым голосом.
– Нехай он пропадет, этот лабиринт. Мне бы добраться до жилья. А там пусть меня судят. Я плохого для СССР ничего не делал. Живым оставят или нет - все равно, я фашистские тайны знаю, все расскажу чекистам.
– Вислоухий тяжело вздохнул: - Меня только не бросайте, я буду помогать вам.

«Придуривайся, притворяйся, - подумал Петька, - дай только до лабиринта дойти, там я тебе покажу, как ребеночка из себя корчить, добреньким приставляться, предательская душонка».

Петькин отряд тронулся в путь, когда степь стала розовой от заката. Вислоухий охал, но шагал довольно бодро. Постукивал березовой тростью по камням. Трость была тяжелой и толстой и походила на дубину разбойника. Последним шел Шурка. Он чувствовал себя виноватым, поминутно перекладывал капкан с одного плеча на другое и ворчал про себя на Тимку:

–  Ничего же страшного не случилось, а он руками замахиваться. Расстрелять, говорит, за это мало. А забыл, как вчера все упрашивали Шурку: назовись командиром, пароль скажи. Ведь не струсил я…

Вислоухий делал шаги все короче и короче, тер поясницу. Но остановиться и отдохнуть не просил. В темноте, зацепившись за камень, он тяжело рухнул. Застонал. Но встал сам. И припадая на трость, шел рядом с Шуркой.

–  Петька, может, отдохнем немножко, - попросила Таня.

Но Петька, непонятно на кого все еще сердитый, взял у Тани котелок и, ни слова не говоря, двинулся вперед. Он боялся погони.