Пересилившая жажда легкой наживы заставила забыть об опасности:

– Хорошо, я попробую. Если компетентные органы поинтересуются о цели моего визита сюда, скажите, что обратились за юридической помощью, но я вам категорически отказал. Здесь, в вашем доме, я больше не появлюсь. Придите ко мне домой через три дня. Адрес вы знаете. Давайте сюда свое сокровище. И не сомневайтесь. Раз уж сказали «а», надо говорить и «б». Назад хода уже нет.

Лиза, помедлив, заставила себя преодолеть недоверие и протянула бриллиант адвокату. Тот взял драгоценность, положил в нагрудный карман пиджака и направился к выходу. Уже стоя в дверях, оглянулся и окинул похотливым взглядом стройную фигуру попавшей в беду женщины:

«Пожалуй, в случае удачной сделки я легко стану обладателем этого роскошного тела. Мне стоит по этому делу расстараться».

И, успокаивая хозяйку вновь, заверил:

– Я жду вас в моей холостяцкой берлоге. Думаю, вы останетесь довольны.

Лиза по-женски чутко поняла намек сластолюбца:

«Ну и черт с ним. Лишь бы дело провернул удачно, ловелас хренов».

В этот момент она уже не думала об арестованном ночью муже и всецело была поглощена планами об устройстве своего будущего. Но ее ждали напрасные хлопоты. На следующий день чекисты пришли и за ней. Никонов постарался убрать лишнего свидетеля, опасаясь, что Губин проболтался жене о сделанном им запросе. Когда ее уводили из окончательно опустевшей квартиры, Елизавета обреченно сознавала, что вряд ли когда-нибудь сюда вернется. И до боли жалела уплывший в чужие руки бриллиант, способный обеспечить ей безбедную жизнь.

Предчувствие ее не обмануло. Губина расстреляли через неделю, официально объявив, что он осужден на десять лет без права переписки. Впрочем, сообщать об этом было некому: Елизавета умерла в лагере от голода в бедственном 1943 году. Впрочем, к истории бриллианта «Подмигивающий призрак» это уже не имело никакого отношения.

Его новый владелец Корин после визита к Елизавете провел беспокойную ночь. «Зачем я, дурак, ввязался в эту историю с бриллиантом? Могут обвинить в связи с шпионом. Нет, я не полезу в петлю. Верну камушек мадам. И никаких альковных игр. Надо от этой особы держаться подальше. Целее буду».

Прошла неделя. Елизавета не появлялась, и Корин решил сам вернуть драгоценность. Приехав к дому Губиных, встретил у подъезда пожилую интеллигентную женщину. Решив подстраховаться, поинтересовался где живут Губины. И та, испуганно оглянувшись по сторонам, сообщила:

– Их нет. Сначала муж уехал в длительную командировку. А следом за ним и жена отправилась. Так что не ищите их. Бесполезно.

Поблагодарив за благородное предупреждение, Корин поспешно отправился к выходу из двора. Оглянувшись, натолкнулся на наполненный искренним сочувствием взгляд седой, много повидавшей в течение долгой жизни женщины. Приехав домой, закрыл дверь и достал из кармана бриллиант. После некоторого раздумья вынул из буфета жестяную баночку с надписью «Монпансье». Вскрыв крышку, выгреб часть леденцов и положил на дно бриллиант. Затем засыпал банку до верха сладким прозрачными конфетами и положил коробку в буфет на прежнее место. Он не знал, как распорядится доставшейся ему задаром ценностью. До начала Великой Отечественной войны оставалось менее шести месяцев.

1 октября 1941 года Корина вызвали в райком партии Бауманского района. Его принял один из секретарей. Глядя поверх головы Корина, осуждающе покрутил головой:

– Что же это вы, товарищ Корин, дискредитируете нашу партию? Не стыдно? Враг у ворот города. В районе формируется народное ополчение. Энтузиазм людей велик. Не успеваем записывать добровольцев.

– Так я же, как секретарь первичной ячейки лично сагитировал семь человек.

– Вот то-то и оно! Анонимка пришла: дескать, Корин Петр Сергеевич зовет всех в окопы, а сам не спешит вступать в ряды ополченцев. Ты, Корин, учти, стараниями врагов слушок по городу вредный ползет: коммунисты только на словах патриоты, а сами за спинами других прячутся. Злонамеренно вспоминают Бывалова из кинофильма «Волга-Волга», который, засучив рукава, призывал помочь кочегарам, а сам в стороне остался. Так что давай, не отлынивай. Подобные слухи надо пресекать в корне. Пойдешь на фронт в числе первых. Возглавишь благородный порыв, так сказать.

– Хорошо, я, конечно, выполню приказ партии. Но у меня нет боевого опыта. Да и со зрением у меня нелады.

– Мы же тебя не навсегда на строевую службу призываем! Отгоним немцев от города – и через месяц вернешься к мирной жизни. Все, иди, записывайся. Завтра с утра будь на месте сбора. Смотри не опаздывай, а то лишим партбилета и зачислим в дезертиры.

Корин вышел из кабинета, ощущая дрожь во всем теле. Он никак не рассчитывал на подобное развитие событий. Когда пришел приказ о формировании народного ополчения, активно включился в агитацию: среди адвокатов смельчаков, желающих жертвенно сгореть в огненной буре войны, было немного. Избалованные безбедной жизнью, не привыкшие к физическому труду, эти люди хорошо понимали, что их ждет. Но, сагитировав семь человек, Корин посчитал свой долг выполненным. И вдруг теперь этот вызов.

Корин, направляясь домой за необходимыми на фронте вещами, всю дорогу гадал: «Какая же сволочь на меня жалобу накатала? Наверняка это Зудов. Его я не смог сагитировать. Вот он, опасаясь, что я сообщу о его нежелании идти на защиту Родины, и поспешил опередить меня. Ну ладно, делать нечего. Может, и обойдется: отстоимся где-нибудь в обозе на запасном пути, как тот броненосец из бравурной песни. Надо не забыть захватить больше теплых вещей, миску и ложку».

И тут Корин вспомнил о хранящемся в доме бриллианте:

«Куда мне девать этот камушек? Оставлять его в квартире нельзя. По всей Москве грабят опустевшие квартиры жителей, покинувших Москву. Значит, надо брать бриллиант с собой. Опасно, но оставлять драгоценность в опустевшей квартире – наверняка ее лишиться. А что если захватить бриллиант вместе с коробкой “Монпансье”? Скажу, что это мой неприкосновенный запас. Авось, уцелеем оба: и я, и бриллиант. А в случае беды камушком можно будет откупиться. Жизнь-то дороже».

Внезапно Корину пришло в голову, что в случае гибели никто о нем не будет жалеть. И убежденный холостяк впервые пожалел, что не удосужился раньше, до начала войны, создать семью.