Я очень испугалась и осторожно спросила:

— А для чего вам старшая сестра?

— Мама всегда ездит с севера на юг и с юга на север, — ответил Ростик. — Она — климатолог. Папа всегда на работе. Никто нам не варит борща. Мы умеем сами, только невкусно.

— И одним не интересно. Мы будем тебе помогать. Чистить картошку, и свеклу, и морковь, — поддержал брата Дима. — И в Москве требования выше, чем в Новосибирске. У нас — четверки, а мы хотим быть отличниками.

— Ты будешь писать с нами диктанты. И следить, чтоб мы делали уроки. Особенно устные, — продолжал Ростик.

У них все было продумано! Эти странные, впервые увиденные мной братья были настолько уверены в своем праве на меня, что я совсем растерялась.

— А если мы… Если не понравимся друг другу?

— Понравимся, — твердо пообещал Дима. — Мы тебя будем слушаться.

— Мы будем стараться, — пробасил Ростик. — Мы напишем торжестве иное обещание, подпишемся и повесим его на стенку. В столовой. Чтоб все видели. И мы его никогда и ни за что не нарушим.

— Да нет, — замялась я. — Я не об этом. Если я вам не понравлюсь?..

— Как это? — одновременно удивились Дима и Ростик. — Ты наша сестра, и мы про тебя все знаем, — продолжал Дима.

— Мы выучили наизусть твои стихи, — обрадовал меня Ростик.

— Мы читали про «Если ты поедешь в Прагу», — подхватил Дима, — и папа сказал, что он нас с тобой повезет в Чехословакию на зимние каникулы, чтоб мы вместе проверили, правильно ли у тебя написано.

— А для начала, — поддержал моих братьев мой родной отец, — хорошо бы тебе приехать к нам хоть ненадолго когда ты выпишешься из больницы. Осмотришься, познакомишься поближе с нами со всеми.

Отец был с братьями заодно.

Я не хотела к ним ехать. Но совсем не знала, как это сказать. Я была очень растрогана и взволнована этим интересом моих братьев ко мне и этим их желанием жить вместе со мной и слушаться меня. Вероятно, они все-таки были лучшими людьми, чем я, раз они обо мне думали и заботились, а я о них — никогда.

И хоть все это мне показалось очень странно, я не могла, ну просто совсем не могла ответить «нет». Вместо этого я нерешительно сказала:

— Я к вам обязательно приеду. Только ненадолго. И не сейчас, а на каникулы.

На лицах моих братьев было написано разочарование и некоторая надежда.

— Мы тебе взяли котенка, — мрачно сказал Ростик. — Сиамского. С голубыми глазами.

— Мы его назвали Маска. У него на лице коричневая маска, как нарисованная, — продолжал мрачно Дима.

— Мама сказала, что это кошечка и что лучше бы ты ее сама назвала. А нашей маме мы хотим, чтоб ты первые десять дней, пока вы привыкнете друг к другу, говорила Инна Ивановна, — предупредил меня Ростик.

— А потом, как мы, — мама, — потребовал Дима.

Цепкие ребята попались мне в братья. Они уже все решили!

Наши переговоры прервал приход медсестры Анечки.

— Вика, — объявила она, задыхаясь, — ты только не волнуйся, он живой…

— Кто? — встревожено вскрикнула Юлька.

— Уже наложили швы, Олимпиада Семеновна, одиннадцать, значит, рана пятнадцать сантиметров, шов через полтора сантиметра, порез неглубокий…

— Фома? — спросила Вика.

— Фома, — подтвердила Анечка, — только ты не волнуйся, плечо, сосуды не задеты, крови потеряно мало, а он положил троих с переломами, они уже в больнице, под охраной, четвертый убежал, ищут…

— Анечка, — попросила Юлька. — Не спеши, скажи понятно, что с Фомой и кто убежал.

И Анечка, как всегда, скороговоркой, как всегда, то с конца, то с начала, но все-таки в конце концов рассказала, что на Фому недалеко от травматологического центра напали хулиганы. Но Фома и сам оказался невозможным драчуном. Хулиганов этих было четыре человека, и были они самыми настоящими бандитами с ножами, однако Фома знает какие-то особые приемы, и когда в драке его полосонули ножом, он, Фома, трех тут же положил рядком на тротуар, а четвертый убежал.

— Где же был Володя? — с подозрением спросила Вика.

Мы все уже как-то не представляли себе, что Володя и Фома могут где-то находиться отдельно друг от друга.

— В магазине. Он к нам и привез Фому. Володя и сейчас возле Фомы.

— А мне можно к Фоме? — спросила я.

— Можно. Только попозже.

Я старалась не показать моему родному отцу и моим братьям Диме и Ростику, как я встревожена и расстроена всем этим, но это все равно было видно, и отец сказал, что им уже пора собираться, что они хотят сегодня еще побывать в музее Отечественной войны и в Киево-Печерском историческом заповеднике «Лавра», но в это время пришел Володя. Я его познакомила с моим отцом и братьями. Я не стала им говорить, что это Володя сбил меня автомашиной и поломал мне ногу, слишком долго все это объяснять, а просто сказала, что он наш друг. Я сказала — «наш», имея в виду себя и папу, и маму, и, по-моему, отец и братья так это и поняли.