Шрифт:
Ильич просунул голову в дверь.
— Рейкьявик, — сообщил.
Кенникена от злости передернуло.
— Иду.
Он поднялся.
— Подумай и попотей еще немного.
Я протянул руку.
— У тебя есть папиросы?
Он на полушаге остановился и громко рассмеялся.
— Великолепно, Алан! Вы, англичане, неотделимы от традиций. Разумеется, в соответствии с традицией ты имеешь право выкурить последнюю папиросу.
Он бросил мне свой портсигар.
— Может, еще что-нибудь?
— Да, — подтвердил я. — Хочу в новогоднюю ночь двухтысячного года оказаться на центральной площади Лондона.
— Глубоко сожалею, — подвел он итог разговора и вышел.
Я открыл портсигар, взял папиросу и принялся беспомощно обшаривать карманы. Затем очень медленно наклонился, чтобы взять лист бумаги.
— Хочу прикурить папиросу, — объяснил Григорию и наклонился в сторону камина, молясь в душе, чтобы русский оставался у двери.
Удерживая сложенный лист бумаги в левой руке, я наклонился вперед, а правую руку прикрыл телом. В тот момент, когда вытаскивал бумагу, одновременно бросил в камин газовый баллон, после чего вернулся на место. Помахивая бумагой, чтобы отвлечь внимание Григория от камина, приложил ее к папиросе и, затянувшись, выпустил облачко дыма. Специально ждал, пока огонь подберется к моим пальцам.
— Ай! — воскликнул я, энергично потряхивая рукой. Каждая уловка была хороша, только бы отвлечь его внимания от огня. Кстати, я сам изо всех сил старался не смотреть в сторону камина.
Щелкнула телефонная трубка, и появился величественно шагающий Кенникен.
— Дипломаты! — презрительно бросил он. — Будто у нас нет других забот.
Пырнул меня большим пальцем.
— Ну, хорошо, вставай!
Я поднял папиросу.
— А как быть с ней?
— Докуришь снаружи. У тебя будет много вре...
Взрыв баллона в закрытом помещении оказался оглушающе сильным, а взрывная волна разбросала по всей комнате кусочки торфяного жара. Я ждал того, что произошло и, конечно, среагировал быстрее, чем кто-либо из них. Не обратил внимания, что кусочек раскаленного торфа обжег мне шею, а вот полностью застигнутый врасплох Григорий не сумел справиться с горящим куском, который угодил ему на кисть руки, взвыл от боли и выпустил оружие.
Я метнулся через комнату, схватил пистолет и дважды выстрелил Григорию в грудь. Тут же развернулся, чтобы прихлопнуть Кенникена, прежде чем тот придет в себя. Он стряхивал с себя горящий торф, на звук выстрелов обернулся в мою сторону. Увидев нацеленный в него пистолет, схватил настольную лампу и изо всех сил швырнул в меня. Я уклонился, и поэтому пуля прошла мимо. Лампа пролетела над головой, угодив в лицо Ильичу, который как раз открыл дверь, торопясь на звуки выстрелов.
Это избавило меня от необходимости открывать дверь. Я оттолкнул Ильича и, спотыкаясь, выскочил в коридор, где с облегчением обнаружил, что входная дверь тоже открыта. Кенникен доставил мне несколько тяжелых минут, и я с радостью рассчитался бы с ним, но момент оказался неподходящим. Выскочив из дома, пробежал мимо лишенного всех четырех колес фольксвагена. Мимоходом послал еще на всякий случай пулю в сторону здоровяка, пытаясь этим аргументом убедить его не высовывать голову. Я вбежал в темноту, которая, к моему сожалению, оказалась не такой и темной, как бы желал, и направился в сторону пустыря.
На этой местности доминировала лава, испещренная морщинами извержений и покрытая толстым ковром мха со смутно вырисовывающимися кое-где карликовыми березками. Если бы я пересекал эту местность днем, то смог бы пройти за час не более полутора километров, не сломав при этом себе ноги в лодыжке. Передвижение в темноте требовало от меня громадных усилий, понимал, что перелом или даже вывих ноги означает для меня смерть на месте.
Благополучно преодолел метров четыреста и, прежде чем остановиться, оставил уже за собой берег озера, приблизившись к дороге. Оглянувшись, увидел окна комнаты, в которой был узником. Заметил какое-то мигание, а потом занавеси вспыхнули. Послышались отдаленные крики, какая-то фигура промелькнула возле окна, но ничто не указывало, что за мной организовали погоню. Пожалуй, они даже не знали, в какую сторону я побежал.
Передо мной высился массив застывшей лавы, за которым, как предполагал, должна проходить дорога. Я двинулся в ту сторону и начал подъем. Мне нужно было оказаться по ту сторону и исчезнуть с их поля зрения, прежде чем наступит уже близкий рассвет.
Передвигаясь на животе, я преодолел хребет возвышенности и очутился под заслоном массива. Поднявшись на ноги, увидел расплывчато маячившую впереди прямую, темную линию, которая не могла быть ничем другим, как дорогой. Хотел уже двинуться в ту сторону, как чья-то рука провела на мне удушающий захват, и одновременно правая кисть оказалась словно в тисках.
— Брось оружие! — хриплым шепотом по-русски приказал незнакомец.
Я выпустил пистолет и в ту же секунду полетел вперед от сильного толчка в спину, споткнулся и упал.
Подняв голову, наткнулся на слепящий свет фонаря, и в его блеске увидел ствол пистолета.
— О боже, это ты! — удивленно воскликнул Джек Кейс.
— Убери от меня этот проклятый свет! — крикнул я и принялся массировать себе шею. — Куда ты, черт возьми, исчез тогда в Гейсир?
— Мне очень неприятно. Когда я приехал в отель, он уже был там.