***

– Алён! Этот… психонавт… За кого он меня принял? За какую-то мартышку у шеста? Мармозетку с задранным хвостом? – мама разошлась не на шутку. – Столбовую дворянку? Нет, Лен, ты представляешь, он спросил меня… спросил меня… – мама что-то горячо зашептала на ухо подруге. Представляешь? Поинтересовался, чем я зарабатываю себе на жизнь? Он спросил, не нужна ли мне помощь!!! МНЕ!!! Представляешь?! – Вета давно не видела маму такой злой. Её глаза сверкали точь в точь как у Белой Колдуньи.

Тётя Лёна, мама Кирилла, не испугалась, а лишь чуть заметно улыбнулась:

– Ну, он хоть и большеват… местами, но всё ж симпатичный. Так что от помощи-то так сразу не отказывайся.

– Алёнка! Ещё слово – я тебе в волосы вцеплюсь, ты меня знаешь! И вообще, я на работу опаздываю, у меня лекция через 20 минут. Ты за Веткой присмотришь? Нет, ну вот же психолог девиантный! Всё настроение испоганил!!! На целый день, а может и больше.

– Да не бери в голову, Свет, ты же видела творение своей маленькой художницы? И столб там и ты в прозрачном неглиже. Между прочим, усыпанном блёстками

– Это не… не…глиже ,-возмутилась Вета, – Это платье феи из волшебной травки и никакие это не блёстки, а камушки и росинки, – Она насупила брови, вспоминая и прочитала:

Топнув ножкой, молвит Фея,

К себе вызвав паучка:

«Мне сплети наряд скорее

Из волшебного пучка

Трын-травы, что на рассвете

Можно только собирать…»

…вот и всё, ложитесь, дети.

Вам пора уже в кровать.

– Ого! – Тётя Лёна прищурилась и недоверчиво взглянула на маму,- Бальмонт что ли? Ты совсем зверь, Светка? Подготовишку заставляешь такое учить?

– Стыдно, Ленка, Бальмонта с шестилетней девочкой путать, –засмеялась мама, – Это Виолетта Гостемирова, тихому часу в детском садике посвящается…. А Бальмонт другой. Совсем. Мой любимый:

У Феи глазки изумрудные

Всё на траву она глядит

У ней наряды дивно-чудные

Опал, топаз и хризолит

Мама на секунду замолчала, словно пытаясь разглядеть что-то в необразимой дали, потом тряхнула головой и улыбнулась:

– Как говорится, Лён, почувствуй разницу. Вета не любит учить или читать, она любит слушать и сочинять, немилосердно коверкая услышанное, – Мама обернулась, – Может вернуться, и объяснить, что она гуманитарий? А то я выскочила как ошпаренная. Только визитку на стол швырнула, ну чтоб знал, чем зарабатываю.

– О! Молодец, Светка, так держать! Хоть и в блондинку покрасилась, а башка-то доцента осталась. И про визитку не забыла и повод вернуться уже нашла! Ага, вернись. И стихи прочитай… с выражением,– тётя Алёна подмигнула маме. Та, ни слова не говоря, сильно дёрнула Кирюшкину маму за волосы.

– Ой! – вскрикнула тётя Лёна отшатнувшись,– ты что?! Больно же! Светка, ты совсем отмороженная! Чуть целую прядь не выдрала! Шизанутая! Правильно психолог тебе помощь предложил! Хоть и толстый, но в своём–то деле шарит. С ходу определил, кому она нужна.

– Во-первых, я не красилась. А во-вторых, не поможет он, – горько произнесла мама, – пытались уже. Да и не предлагал он свою помощь. Предлагал специалиста. Глупый он, смотрит и не видит.

– Тебя что ли не видит? Как же… не заметишь такую. Ноги от ушей. Вместо пояса ожерелье нацепить можешь.

– То-то и оно, что только ноги и видит. И вообще, если они от ушей, то голова в… – замолчав, мама вздохнула.

– Светка! Опять захандрила что ли?– глаза тёти Алёны сузились, – Отпусти ты Вадима, Свет. Нет его. Три гогда как нет. Влюбиться тебе надо. Вернее нет! Не полюбишь ты никого. Мужа тебе надо! А не любви. Ты совсем одичала да одурела одна. Ветка, заставляй маму, пусть тебе папу ищет. Свет, давай берись за ум, есть же в вашем университете мужики неженатые? А если нет, давай к нам в медицину… Ромке скажу, он те быстро пару сыщет. У них в хирургическом одиноких – уйма. Выпивают, правда... Но ты давай, решайся…

– Да иди ты…

– Ой…

Лекция

Лев стоял у зеркала, потирая покрасневшую щёку. Лучше бы ударила. А краснеть от стыда тридцатитрёхлетнему мужику… Чёрт, стыдно-то как! Зачем он её обидел! Принял за стриптизёршу? Выразиться погалантнее хотел. Мог бы и прямо спросить — вы шлюха? Эффект бы один был! Как взглянула! Бедные чертенята, заморозило ваши котлы. Но самое страшное — слёзы. Она отвернулась, но Лев-то успел увидеть. Идиот! Ну почему вот так всегда выходит, когда он говорит с человеком, который ему нравится? С любым другим всё прекрасно. На работе считают душкой. Застенчивым, но милым. Острый ум, хорошая реакция, великолепная речь. Маска, которая никак не хочет налезать на лицо, когда особенно нужна. Лев покрутил в пальцах оставленную визитку. Слова никак не собирались в единое целое… университет… кафедра культурологии… доцент… кандидат философских наук. С её-то ногами… тьфу, то есть с её самопрезентацией, будь она неладна. «Простите, а каким способом вы зарабатываете деньги?» Дегенерат! Сколько раз сам писал и говорил о стереотипизации, о шаблонном восприятии. Об эффекте ореола. Об опасности попасть в плен общего впечатления. Кажется, Цицерон предупреждал: мудрецы, не пленяйтесь наружностью! Но ему-то просто предупреждать было. Не видел он Светлану Николаевну. М-да, никто не застрохован от ошибок, но как же погано на душе. Лев тяжело опустился в кресло. Сердце щемило. Сработавший стереотип физической привлекательности мелким камешком застрял в пульсирующей мякоти насоса-кровокачалки. На душе становилось всё хуже. Мама–мамой. Танцы-танцами, а девочке помощь, тем не менее, нужна. Долгий сон в её возрасте и подруга-небожительница Нежка — симптомы тревожные. Хорошо, что Виолетта будет учиться здесь. Лев тряхнул головой, отгоняя лишние мысли. Потянулся к телефону.

— Доброе утро, простите, не подскажете, Светлану Николаевну я могу услышать? Да, именно её, Гостемирову… Нет? Сейчас нет. Лекция в 11… Спасибо вам большое, хорошего рабочего дня и ещё лучших выходных! До свидания.

Так вот почему торопилась, а ведь не сказала, не хотела мешать. Лев взглянул на часы. Минут 15 ходу до университета. Пара. Полтора часа. Ещё успею. Надо извиниться. Должен. А то расстались совсем не по-людски. Нашарив ключи в кармане, Лев вышел из кабинета. Только б начальство не хватилось.