— Ее избила свекровь несколько месяцев назад. — вспомнила я.

— Что ж, это многое объясняет. — доктор Полозов собирал инструменты в чемоданчик. — Ребенок в остальном крепкий, жаль, что так получилось. Слабого бы можно было не выхаживать… Ну да она баба молодая, крепкая, еще нарожает…

И покинул наш притихший дом. Обедала я, как-то не особо ощущая вкуса еды, а челядь затаилась на кухне. Как будто покойник в доме. Всесторонне обдумав ситуацию, отправила Мефодия в казарму к молодому отцу. Его конюх доставил почему-то немного потрепанным, наверняка раза три или четыре наш везунчик спотыкался о стены домов со всего роста. Пока мужчины проходили через заднюю дверь на половину прислуги, я поглаживала круп Лазорки, невидимая для окружающих. Свистом подозвала Мефодия, похлопала по плечу. Молодец, ситуацию понимает правильно.

О чем там говорили новоиспеченные родители мне неведомо, но беседа прошла быстро, закончилась рыданиями Евдокии, которые тут же подхватил младенец. Уже во дворе этот щуплый рыжеусый мужичок потрясал кулаком и требовал избавиться от урода. Как-то сама собой открылась дверь, и отвязанная Лазорка совершенно случайно наподдала незнакомцу обоими копытами.

— С лошадью поосторожнее, милейший, денег стоит. — обронила я, шествуя в дом.

Молодую мать навестила спустя пару часов. Евдокия сидела на кровати, плотно обвязав голову черным платком, и я даже помертвела в первую минуту. Но из-за подушек раздалось ворчание, и можно было выдохнуть.

— Ну что ты, милая? — осторожно погладила ее по плечу.

— Да что ж тут скажешь, Ваше Сиятельство… — расплакалась опять она. — Куда ее, такую?!

Вот выше промежности новорожденная выглядела совершенно нормально: упитанный щекастый маленький человек с багровым червячком пупка, плотно сжатыми кулачками и насупленным взглядом из-под опухших век. А ниже… свернутые рогаликом ножки оказались тоньше запястий и явно короче рук. Я подошла и погладила девочку по телу. Так одернулась от прикосновения к ручке, жадно обхватила губами палец, но даже не пошевелилась от щекотки ступни. Подобное и в моем времени — приговор.

— Дуня, она есть хочет. — прошептала я.

Кухарка чуть помедлила и поднесла уродца к груди. В пеленке девочка вообще не отличалась от других детей.

— На все воля Божья. — больше на ум аргументов не пришло. — Как назовем-то?

Евдокия подняла на меня тяжелый взгляд. Об этом она еще не подумала.

— Я думала мальчика Платошей назвать. А девочку — Марфушей, как матушку мою звали. — отстраненно проговорила она.

— Вот и славно. Сейчас батюшку кликнем и нынче же окрестим. — успокаивающе бормотала я, пугаясь этой черноты в лице всегда благостной Евдокии. Послеродовые депрессии накрывают и благополучных мамаш, что уж говорить про такое. Не ровен час, сама удавится или дочку сгубит.

Бедняга Мефодий уже заметно хромал, отправляясь в следующий поход. Он отчего-то заартачился и отказался становится крестным отцом Марфуши, не помогло даже то, что в матери вписалась я сама. Начал что-то говорить о недостаточном собственном благочестии, в общем зачудил. Вот только этого мне не хватало к концу дня. Красноперовы смотрели исподлобья — от них в этом деле толку было чуть.

Был у меня один вариант, конечно… Пришлось идти наверх, взяв обещание с Усти, что она ни на минуту не спустит глаз с молодой матери, писать на дорогой лощеной бумаге с фамильным татищевским гербом (заказала целую пачку и использовала только на благодарственные письма) приглашение для господина Лугова. Официальное. Срочное.

Тот, к моему изумлению, добрался раньше священника.

— Чем могу помочь, Ксения Александровна? — чист, ухожен, элегантен, только вот глаза больные.

Я усадила его в своем кабинете, велев Демьяну сменить Устю, которая почти прилично справилась с подачей чая.

— Новая девочка? — обратил на нее внимание посетитель.

— Да, взяла вот сиротку в дом. Старательная. Конечно, учится пока, но Ваши девушки ей в пример. — я пододвинула тарелочку с сушеными ананасами и орешками, которыми Лугов чинно лакомился.

Про его слабости Сусанна мне рассказала все и немного больше. Я знала о его привычке копировать манеры графа и потом тайком принимать те же позы на диване, о вкусовых (ананасы) и алкогольных (черничная настойка) пристрастиях, об одержимости собственным телом и безразличии к обоим полам. И сама догадалась, для чего он хранит в шкафу шелковые чулки — если горничные копнут глубже, они и платья найдут, уверена.

— Я хочу предложить Вам, Алексей Трифонович, стать моим… — драматическая пауза, как раз чтобы поперхнулся. — кумом.

Когда он откашлялся, выпил воды и слезящимися глазками уставился на меня, продолжила.

— Евдокия, помните же ее, разрешилась от бремени, родила девочку. И мы ее окрестим сегодня же — Мефодий как раз за батюшкой отправился. А то дитя так слабо…

И вот попробуй теперь вывернись.

Он даже не стал пытаться. Все же даже дефективная графиня в кумах — это не у каждого мажордома случается.

Прибывший священник оказался на диво обаятельным и каким-то светлым человеком. Он мигом оценил ситуацию, ласково поговорил с Евдокией, торжественно провел ритуал крещения — мне пришлось ущипнуть Лугова, чтобы тот лицо сделал попроще, когда увидел особенности ребенка.